Влад уже начал жалеть, что вздумал вернуть парня обратно, хотя и понимал — его решение, вряд ли могло что-либо изменить, Ихаиль в любом случае вернул бы их обоих.
Размышляя над своей ироничной судьбой, он начинал представлять ее в образе ехидной старухи, чьи шаловливые руки сплели их троих в тугую косу. Как распутать это плетение, Влад не знал. Все что он мог — это подглядывать за самим собой через замочную скважину собственных фантазий. А несносный Ян тем временем все ближе и ближе подкрадывался к Деи, стремясь выкачать весь сок ее юности.
Вот уже несколько месяцев Влад находился в одурманивающем, мутном тумане собственных вожделений — чувств давно забытых, запрятанных в столь надежные и глубокие закрома его памяти, что казалось, они уже никогда не должны были его потревожь. Но они выбирались из своего длительного заточения, жадные и голодные, готовые сожрать его без остатка. И чем недоступней становился объект его желаний, тем настойчивей его донимали мысли о заполучении его любой ценой. Дея разбудила его демонов страсти, и теперь в его межреберном пространстве беспрестанно скребли их когтистые лапы.
Пять ночей он провел в ее лесу, наблюдая издалека, оставаясь не замеченным (почти незамеченным). Лес пропустил Влада, не проявив к нему никакого особого интереса, как в прочем и прежде. Это обстоятельство позволило ему надеяться на то, что Дея каким-то удивительным образом умудрилась скрыть от своих подопечных виновника всех их бед.
Почему она так поступила, Влад не знал, но полагал, что не только особое отношение Госпожи к его скромной персоне подвигло ее на такую скрытность. Было здесь что-то еще, не могло не быть, не так проста его избранница, чтобы руководствоваться только чувствами.
В эту последнюю — шестую ночь Влад рискнул подобраться ближе, ему хотелось рассмотреть свою красавицу, он истосковался по ее румяной красоте.
Она выглядела изможденной и все же, улыбка практически не сходила с ее губ, а этот раздражающий его верзила, постоянно крутился подле нее. Но самое омерзительное, что в них появилось нечто новое, неуловимое. Влад не мог не признать, что они стали невыносимо гармоничны в своем замкнутом круге взаимного трепета друг перед другом. Казалось, все происходящее было лишь декорацией вокруг Деи и Яна. Они же плыли тихие как призраки в этом пространстве вожделения и похоти, принадлежащие только друг другу, чистые и не замаранные суровой реальностью.
Каждый взгляд Деи брошенный на Яна обжигал Владу сердце, и им все больше и больше завладевали удушливые, черные мысли. Но он терпеливо ждал, когда Ян отлипнет от своего цветка и умчится вместе со Страж-птицей, оставив Дею в его распоряжение на целый час. И вот, этот долгожданный миг настал.
Она стояла в окружении Озерных дев, шумно рассказывающих ей о любовных приключениях, когда он подошел своей легкой крадущейся походкой хищника.
— Приветствую вас, Госпожа, — обратился он к Деи, вырастая перед ней во весь свой непозволительный рост.
Его появление встревожило всех присутствующих. Дея подала сигнал русалкам, и они тут же разбежались.
— Феноменальная наглость, — выдавила она, вонзая в него мрачный, граничащий с ненавистью взгляд.
— Это единственное, что придает мне сил.
— Что тебе нужно?
— Хотел увидеть тебя, — он запнулся, — вблизи.
— Посмотрел?
— Да, но я мечтал не только об этом.
— Чего еще ты от меня хочешь? — спросила она устало.
— Тебя саму хочу.
— Что именно из того что во мне есть, ты хотел бы получить? — издевательски спросила Дея.
— Все.
— Слишком много, не унесешь.
Владу хотелось пробить ее непроницаемый кокон отчужденности, но Дея даже не смотрела на него. Отвечая на его вопросы, она продолжала наблюдать за танцующими у костра русалками.
— Дея, я мог бы попытаться смериться с тем, что ты ненавидишь меня, но перестать желать тебя, я не в силах, — признался он.
Госпожа Синего леса, наконец, посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. И была в ней в этот миг неуловимая раздвоенность — она одновременно являлась и любопытным ребенком, и молодой роковой женщиной.
— Что может доставить тебе наслаждение, Дея? — неожиданно для себя спросил Влад.
— Боль, — прошептала она, съедая его глазами. — Твоя боль, Влад!