Дея стояла неподвижно, обратив на друга ошарашенный взгляд. Ее охватило состояние паники, и она не знала, что должна была делать и говорить и должна ли была вообще делать что-то.
– Не смотри на меня так! – взревел Ян, хватая ее за плечи и с силой сжимая их. – Разве я в силах запретить себе, любить тебя?! Видит небо, я пытался! Пытался сохранить все как прежде. Как бы я хотел, чтобы мне было достаточно твоей сестринской любви, – договорил он упавшим голосом и, отпустив ее, сполз на мраморный пол, облокотившись о балясины.
Дея по-прежнему стояла молча и потирала предплечья, на которых Ян оставил след своего гнева.
– Ну, что же ты молчишь? – страдальчески вопрошал он.
– Я… Я не знаю, что сказать, Ян, – запиналась Дея на каждом слове. – Все изменилось, рухнуло в одночасье. Ты был всем для меня. Ты был тем единственным, к кому я могла прийти с любым вопросом. А теперь? Теперь с самым главным вопросом мне пойти не к кому.
– С каким вопросом, Дея? – терзающие Яна догадки, сделали его лицо страшным. – Кого выбрать, да?
– Вопрос не в выборе, Ян! – выпалила она. – Я вообще не думала, что придется выбирать. Мне лучше сейчас уйти.
– Нет, Дея, пожалуйста! – умалял Ян, вскакивая на ноги и пытаясь удержать ее силой.
– Отпусти меня, – сказала она страшно спокойным голосом.
– Нет, Дея, нет, – шептал Ян, сжимая ее в стальных объятьях и выдергивая из прически шпильки, чтобы зарыться лицом в рассыпающиеся волосы. – Дея, моя Дея, ты пахнешь летом, ты всегда пахла яблочной сладостью. Ты создана искушать. Ты даже не представляешь, как прекрасна… Я никогда не говорил тебе этого. Я боялся, боялся…
Дея вырвалась из объятий одуревшего друга и кинулась вон, успев бросить взгляд на приближающуюся светлую точку в небе.
Запершись в своих комнатах, она принялась мерить их нервными шагами, только тогда заметив, что босая. Это маленькое неудобство, стало той самой последней каплей, после которой из переполненного сосуда начинает изливаться его содержимое.
Перед ней выплывали, выкатывались и стремительно выстреливали картины прошлого. Вот Ян расчесывает ей волосы, напевая что-то себе под нос, вот переносит ее через лужу, танцует с ней на балу, зашнуровывает ее платье… Реальные воспоминания и вымышленные образы слились в одно полотно, напоминающее картины Босха – столь же безумные, сколь и прекрасные.
Дея чувствовала, как рушиться все, что составляло ее жизнь. Кирпичик за кирпичиком обваливалась стена неведения – та самая преграда, за которой таилась любовь ее друга. Сейчас ей казалось, что весь мир разверзся прямо у ее ног, и она летит в эту чернеющую, расползающуюся щель отчужденности и непонимания.
Она не могла найти себе места и стремительно пересекала комнату снова и снова, пока не пришло понимание того, что на самом деле ее так встревожило. Его пугающая проницательность – вот, что это было! Она сама еще не знала, что будет выбирать между ним и Владом, а он уже это предвидел. Он настолько досконально ее изучил, что знал наперед, как она поступит. Она не знала, а он знал. Вот как он исследовал ее душу!
Осознание того, что от Яна не скрыться, и что он распознает каждый ее будущий шаг, сделали Дею такой беспомощной и хрупкой в собственных глазах, что ей стало страшно.
– Что же это такое? – бормотала она, в отчаянии заламывая руки, – Отчего же все встало с ног на голову? Как так случилось, что мне вдруг захотелось укрыться от того, кто всегда был защитником и опорой? Что же теперь с ними будет?
Невероятная усталость накатила словно волна, она села на кровать и беспомощно заплакала, закрывая лицо руками.
Так она и просидела в своей комнате до самого вечера. На маленьком столике в каминной лежал клочок бумаги, на котором так и не появилось ни одной строчки. Ян оказался прав, она действительно была вынуждена выбирать. Встретиться с Владом – причинить другу боль. Отказаться – не удовлетворить своего любопытства.
Подумав еще с минуту, она встала и, решив, что тянуть больше нельзя, отправилась прямиком к Вайесу.
– О-о-о… – протянул удивленно Вайес, открывая двери своего кабинета. – У вас, наверное, что-то чрезвычайно важное, моя дорогая, раз вы так торопились, что позабыли обуться.
Он с интересом разглядывал Деины босые ноги. Сам хозяин кабинета был одет по-домашнему: в длинный халат и уютные тапочки.
– Я извиняюсь, что потревожила вас, к тому же без предупреждения, – объяснялась Дея, – но у меня действительно срочное и довольно щекотливое дело.
– Ну, что ж, проходите, – Вайес впустил ее внутрь, – прошу прощения за мой вид, я, честно говоря, не ждал гостей, – проговорил он, убирая со стола бумаги. – Садитесь, пожалуйста, – он указал Деи на кресло возле камина, излишне резко вскинув руку, чем выдал свое волнение.