В начале февраля приехал атаман Семесенко.
Он приехал во главе запорожской казацкой бригады, а вместе с ней появился и третий гайдамацкий полк.
Появление этого полка вызвало среди евреев тревожное настроение. Полк этот вел себя вызывающе и у него было погромное прошлое. Но атаман Семесенко вел себя очень корректно. Он послал в типографию наказ, в котором объявлял, как начальник гарнизона, что всякая агитация против существующей власти будет караться по закону военного времени, равно как и всякие призывы к погрому, причем уличенные в таком призыве будут расстреливаться на месте. Передавали также, что на одной из станций он расстрелял казацкого офицера за попытку грабежа. К атаману отправился товарищ председателя квартальной охраны Шенкман, чтобы лично с ним познакомиться. Атаман его любезно принял, обещал снабдить охрану оружием и оказать ей всякое содействие к предотвращению погромов.
Между тем комендант Киверчук, осведомившись об этом, распорядился, чтобы набранный в типографы наказ не был опубликован.
Большевистское выступление
До Иоффе тем временем дошел тревожный слух, будто в Проскурове затевается переворот, и что в штабе коменданта уже определенно говорят, что намечена и будущая большевистская власть с Иоффе во главе. Обеспокоенный Иоффе вызвал представителей фракции. Представители коммунистической партии заявили, что восстание действительно подготовляется и уже формируется будущая власть. На протесты представителей других фракций и указание, что восстание это их приведет к краху, а евреев к погрому, они ответили, что восстание одновременно произойдет по всей Подольской губернии и что в Проскурове на стороне восставших будет часть гарнизона и 16 деревень готовятся придти на подмогу.
В пятницу вечером, 14 февраля, в бюро квартальной охраны явилось два молодых человека из большевистской фракции и объявили, что на 12 часов ночи назначено выступление.
— Какую позицию займет квартальная охрана?
Им было отвечено:
— Квартальная охрана — организация беспартийная, она будет нейтральна.
При этом Шенкман указал на несвоевременность выступления и на то, что это обязательно приведет к еврейскому погрому.
Но ему ответили:
— Выступление общегубернское, и благоприятный исход его обеспечен.
Все члены квартальной охраны заявили, что они никакого участия в политическом выступлении принимать не будут.
Образовался уже и большевистский ревком.
Шенкман зашел в Ревком.
Убедившись, что работа у большевиков не налажена и что предполагаемое выступление окажется, по его словам, блефом, он обратился к наиболее серьезному большевику с указанием на вред этого выступления.
Но было уже поздно.
…В шесть часов утра раздались выстрелы…
Восстание началось.
Большевики захватили почту и телеграф, арестовали коменданта Киверчука, считая его, не без основания, опасным черносотенцем и погромщиком. В центре города открыли свой штаб. В казармах разбудили спавших солдат и объявили им, что восстание началось, и предложили им выступить против петлюровских войск, сконцентрированных в вагонах за вокзалом.
На указание солдат:
— У нас же нет пулеметов.
Ответили:
— Пулеметы имеются у крестьян, которые уже приближаются к городу.
Тогда солдаты арестовали своих офицеров.
Захватили полковое оружие и выступили по направлению к вокзалу. Там они открыли огонь по вагонам, где находились гайдамаки и другие казачьи части. Но когда те вышли из вагонов и солдаты убедились в их многочисленности, они отступили к своим казармам.
Казаки гнались за ними.
Начали обстреливать казармы.
Тогда солдаты рассеялись по разным направлениям и скрылись от преследования.
Между тем у штаба толпились рабочие, вооруженные, и в солдатской одежде. Заметив приближающуюся от вокзала верхом на лошадях казацкую сотню, они говорили между собой:
— Они с нами.
Но тут раздалась громкая команда:
— Заряжать ружья! И раздался залп.
Последние остатки большевиков разбежались.
Клятва смерти
Стрельба взволновала представителей города, и они стали собираться в думе. Городской голова отправился в комендатуру, но там никаких сведений не дали. Он уже собрался уходить, как к комендатуре подъехал Киверчук, только что освобожденный из-под ареста.
На вопрос:
— Кто же Вас арестовал?
Он ответил: