Забирали все ценное и неценное, складывали на подводы, вывозили из местечка. Не оставляли ни горшка, ни стакана. Рамы из окон вынимали и двери разбивали.
Поджигали дома.
Ракитнинская хроника отмечает.
"Самое печальное состоит в том, что все эти бесчинства совершаются и поныне"
Открыто и безнаказанно.
Оставшееся еврейское население ходит голодным, раздетым,-- даже без рубахи -- и разутым. Со страшной силой развиваются болезни. Местные крестьяне, совместно с милиционерами, грабят остатки еврейского имущества. Евреи опасаются ночевать в своих квартирах и устраиваются на ночь в синагоге. Смельчаки же, ночующие у себя дома, подвергаются налетам милиции.
Оставшиеся в живых умоляют забрать их в более безопасное место.
А где оно?..
...Убитых 26, раненных 40.
6
Терцы
Город Белая Церковь уже четвертую неделю живет в атмосфере ужаснейшего кошмара: грабежи, истязания, убийства не прекращаются ни ночью, ни днем. Людей раздевают донага среди белого дня на улицах. Над проезжающими в Киев и из Киева евреями производятся на станции Установка невероятнейшие насилия: их вытаскивают из вагонов, убивают, грабят. Зарегистрировано масса случаев изнасилования еврейских девушек. Долгожданная добровольческая армия была радостно встречена белоцерковскими евреями, но, увы -- она обманула их надежды: погром прекратился лишь на несколько часов, чтобы после вспыхнуть с новой силой.
Так пишут из Белой Церкви.
Вот краткая история этих 4-х недель.
23-го июля утром после неудачного боя у деревни Шам-
192
раевки большевики оставили Белую Церковь и отступили на Фастов, а в город вошли петлюровские части. Комендантом города они назначили полковника Маслова. Вечером того же дня прибывшие части начали расправляться со всеми, кто только имел несчастье попасться им под руку. Первыми были убиты: мальчик гимназист Шейнис и Райгородский. На следующий день вошли в город зеленовцы.
Они были в контакте с петлюровцами.
В течение трех суток они не переставали резать и громить еврейское население. Когда им предлагались для выкупа жизни деньги, они отвечали:
-- Не треба денег, треба жида!
Официально власть в городе была в руках петлюровцев. 18 июля инспектор петлюровских войск полковник Стефани послал в штаб телеграмму: "в городе анархия, шлите указания и силу для прекращения". Следствием этой телеграммы было распоряжение заместить коменданта Маслова полковником Лисогором. Он издал приказ о недопущении грабежей и насилий.
Грабеж сразу прекратился.
Зеленовцам было предложено уйти из города, и они ушли, захватив с собою двух жителей, отца и сына Комаровских, которых затем нашли убитыми. Убито и ранено было за время их хозяйничанья несколько сот человек. Много жертв оставалось не убранными.
Между тем на город напали большевики.
Они ворвались небольшою группою, перебили прислугу у двух орудий петлюровской батареи, находившейся на площади, и затем рассыпались по городу. Петлюровцы вступили с ними в борьбу, и, когда большевики частью были переловлены, частью бежали, петлюровцы уже самостоятельно начали грабеж и резню еврейского населения, в чем им деятельно помогал и отряд Соколова, к этому времени явившийся в город. Было убито 157 человек евреев, и ограблено значительная часть еврейского населения.
Эта мука продолжалась 2 недели.
Наконец еврейское население с радостью услышало, что подходит добровольческая армия.
17-го августа петлюровцы ушли.
День прошел спокойно.
Вечером вступили в город терские казаки.
Наутро они приступили к сплошному грабежу магазинов, а на другой день и квартир.
Награбленное увозили на вокзал.
Ходили из дома в дом, забирали все, что можно было унести.
193
Устраивали аукционы тут же на улицах.
Шел шум купли-продажи на площадях.
Открыто, безнаказанно.
Пробивали пулеметным огнем железные шторы магазинов, когда их нельзя было выломать. Если запоры были слишком крепки и не хватало пулеметов, взламывали стены и проникали в магазин через пролом.
Грабеж продолжался 3-е суток.
20-го августа начальством был издан строгий приказ о прекращении грабежа, и на 2 дня в Белой Церкви наступило сравнительное спокойствие.
Затем погром возобновился.
На этот раз оцеплялись целые кварталы.
Опустошались до основания.
В один и тот же дом заходили по несколько раз. Забирали все, даже постельное белье из-под тифозных, которых много было в городе. Грабители главным образом ночью, но и днем останавливали прохожих:
-- Снимай одежу!
Он снимал с себя все.
-- Ему кричали:
-- Сапоги снимай!
Насиловали женщин.
Девицу Матушанскую изнасиловали, бросили в колодец, где ее потом и нашли мертвой.
Поджигали дома.
На Юрьевской улице сгорело 3 дома, на Базарной площади 2.
Пытали, вымогая деньги.
Председателя еврейской общины подвесили, когда он не мог выплатить требуемой суммы.
Остановили женщину.
-- Денег!
Она отдала все,
-- Мало!
Она больше не могла дать. Тогда спичкой подожгли ей волосы. Таких случаев много. Убили 70-летнюю старуху, расстреливали малолетних.
Задушили 7-ми месячного ребенка при обыске его люльки.
...После базарных часов, город вымирает. Лишь смельчаки по утрам отваживаются выходить на улицу, чтобы запастись продуктами. Отмечают, что терцы грабили и убивали с разрешения взводного унтер-офицера и фельдфебеля воинской части. Для своего оправдания они распространяли
194
слухи, будто евреи разъезжали по городу с пулеметами, что были расставлены пулеметы на здании синагоги, что евреи стреляли из своих домов по казакам.
...По позднейшим сведениям от половины сентября, конца такому порядку еще не наступило...
7
Нежинский погром
Христианин, уроженец города Нежина, был очевидцем последнего "ужаснейшего", как он выражается, погрома, учиненного добровольцами казаками, и описывает его так:
В конце августа прибыл на станцию Нежин первый добровольческий бронепоезд, и начал обстреливать город.
Большевикам пришлось покинуть город уже под обстрелом броневика. Первый день прошел спокойно, но с утра другого дня группа солдат из броневика стала хозяйничать в завоеванном городе Солдаты врывались в магазины, взламывали кассы, забирали товары.
В городе стало тревожно.
Евреи сновали и совещались, чувствовалось приближение неизбежного, что из других мест приходило, как зловещий слух.
Власти не было.
Спешно собралась Дума в своем старом составе, поставлен был на повестку вопрос об организации охраны города из местных отставных офицеров, большею частью довольно радикально настроенных. В заседании участвовали все гласные Думы, евреи и христиане.
Началось с тяжелого инцидента.
Представитель профессиональных союзов заявил:
-- Я уполномочен от имени рабочих требовать, чтобы в организуемую городскую охрану не входили евреи.
Слова эти были встречены молчанием.
Повеяло кошмаром.
Кто-то скорбно и гневно проговорил:
-- Стыдно.
В это время к городскому голове, человеку радикального образа мыслей, подошел солдат и сказал ему:
-- Вас просит на минуту офицер.
-- Зачем?
-- Приказал сказать, что должен о чем-то переговорите с вами.
Голова вышел с солдатом. Публика застыла в ожидании.
195
Через несколько минут голова вернулся и нетвердым голосом сказал: