— Я чувствую, как у меня течет по спине, — с отвращением проговорил он.
— Течет, но после рукопожатия я побаиваюсь к тебе прикасаться, — призналась я.
— Ничего личного, но я больше не хочу кровоточить, — ответил он.
— Возможно, Жан-Клод сможет помочь нам понять, почему мое прикосновение сотворило с тобой такое, — предположила я.
— Когда мы в следующий раз дотронемся друг до друга, он должен присутствовать.
— И Натэниэл, — уточнила я.
— И, может быть, немного охраны, — добавил он, выбрасывая еще одну порцию окровавленных салфеток в мусорку.
— А охрана к чему? — спросила я.
— В последний раз, когда со мной что-то пошло не так, Анита, я убивал невинных людей, просто забивал, как скот. Я не помню, как это делал, но я в это верю. Я был хуже только что пробудившегося вампира, скорее походил на одного из этих вурдалаков, так и не вернувших разум.
— У тебя не было раньше никаких из этих симптомов?
— Нет, ни кошмаров, ни пота, ни скачков силы, лишь жажда крови.
— Тогда это другое, Дамиан.
— Так ли это?
— Ты сам сказал: симптомы отличаются.
— Полагаю, да.
— В тот раз ты просто слетел с катушек.
— Я не сходил с ума, Анита. Ты отрезала меня от связи с тобой, и вместо того, чтобы умереть окончательно и бесповоротно, я, будучи достаточно старым, или достаточно сильным, потерял рассудок.
— Дамиан…
— Я знаю, что в этот раз ты не отсекла меня от своей силы как мой мастер, Анита, но ты все еще дистанцируешься от меня.
— Потому что об этом меня попросили вы с Кардинал.
— Попросили, но я не осознавал, как сильно буду тосковать по связи с тобой и Натэниэлом.
— Мы втроем никогда не были так уж близки.
— Не были, но почему-то я чувствую нужду в вас обоих.
Поскольку несколько месяцев назад Натэниэл сказал почти то же самое про Дамиана, я не знала, что сказать. Я не так сильно скучала по Дамиану, как мой третий жених.
— Я сделаю, о чем ты просишь, Дамиан.
— Может, я нежеланный, — отозвался он.
— Что это значит?
— Это значит, что я одинок.
— Ты живешь и работаешь с Кардинал и ты влюблен в нее.
— Я знаю.
Я хотела спросить: «Тогда как ты можешь быть одиноким?» — но не была уверена, как это сделать. Он сказал это сам.
— Я думал, быть влюбленным означает, что ты никогда больше не будешь одинок, что это будет подобно возвращению домой во всех смыслах этого слова.
— Примерно так и есть, — ответила я, не удержавшись от улыбки.
Он покачал головой:
— Эта улыбка на твоем лице, именно так я хотел себя чувствовать, но с Кардинал все не так, больше нет.
Я не знала, что на это ответить, поэтому сказала:
— Кровотечение почти остановилось.
— Просто чудесно, я прекратил истекать кровавым потом второй раз за день.
Он выбросил последнюю окровавленную салфетку в маленькое мусорное ведро и повернулся ко мне с рассерженными глазами:
— Жан-Клод сказал, что, если я снова свихнусь, он будет вынужден меня убить.
— Я помню, — отозвалась я.
— Ты не можешь снова позволить мне причинить боль невинным людям, Анита.
— Я знаю, — повторила я.
— Я сказал Кардинал, что со мной что-то не так в последнее время, и честно говоря, я думаю, она предпочла бы видеть меня мертвым, чем с кем-то еще. Разве это любовь, Анита? Как она может предпочесть, чтобы я был сумасшедшим и был убит как животное, вместо того, чтобы я спал с другими людьми?
И снова у меня не было хорошего ответа, поэтому я промолчала. Редко такое случалось, чтобы мне нечего было сказать.
— Ответь мне, Анита. Как это может быть любовью?
Конечно, не каждый позволит тебе просто промолчать, иногда люди требуют большего, даже если хорошего ответа нет.
— Я не знаю, Дамиан.
— Ты не знаешь или знаешь, что это не любовь, а одержимость?
— Поскольку Кардинал считает меня той другой женщиной, я бы предпочла это не комментировать.
— Та-Что-Меня-Создала не понимала любовь, но понимала, одержимость кем-то. Она находила кого-нибудь из заключенных или охотников за сокровищами, приходивших в замок. Пища приходила сама, как доставка пиццы. — Он рассмеялся, но это был плохой смех, такой, от которого хочется поежиться или расплакаться. — Она выбирала одного особенного человека, чтобы дразнить, мучить и возможно трахаться. Иногда они думали, что она их любит, но это был тот вид страсти, который ученые испытывают к насекомым, настолько красивым, что их можно убить, набить и воткнуть булавку.
Я боролась с собой, чтобы не поправить его, мол, из насекомых не делают чучела, и еще чтобы не уточнить, действительно ли Та-Что-Его-Создала набивала из жертв чучела и пришпиливала для коллекции. Ни один подобный комментарий не убрал бы боль из его глаз, поэтому я промолчала. Я учусь.