— Я уже попросил Аниту снова стать моей любовницей, и если спать с ней и Натэниэлом — значит, прекратить кошмары, то я это сделаю.
Я чуть запнулась, но потом продолжила идти. Я хотела уйти из этой комнаты, от этого бардака, от их отношений, но больше всего я хотела уйти от эмоций Дамиана, прежде чем он затащит меня глубже в происходящее между ними.
Кардинал закричала мне вслед, дверь была открыта, так что некоторые из посетителей могли прекрасно ее услышать:
— Теперь ты и Натэниэл собираетесь трахаться с ним?
Рики и Роджер приблизились, как мобильная защитная стена. Я остановилась так резко, что Роджер едва в меня не врезался, а Рики сказал:
— Не делай этого, босс.
— Не делать чего? — не понял Роджер.
— Просто уходи, босс, — продолжил Рики.
— Ты настолько лучше в постели, Анита? В этом дело? Все вокруг хотят тебя, просто потому что ты так отменно трахаешься? — крикнула Кардинал.
— Дерьмо, — выдохнул Рики.
Тут догнал даже Роджер, потому что его глаза расширились и он спросил:
— Мы можем ее застрелить, или обойтись ранением?
— Ранением, если можно, — ответила я и повернулась, чтобы посмотреть в комнату. Глаза Кардинал начали сверкать как драгоценные камни, когда свет проходит сквозь них. Мой крест пока не засиял, видимо, это была просто демонстрация гнева. Дамиан стоял у своего стола, его бледный торс был гладким и все еще обнаженным, волосы, прямые, темно-красные, практически багровые, спадали по этой белой коже. Наши взгляды встретились, и метки между нами позволили мне почувствовать в нем надлом. Он уже не понимал, что делать с Кардинал. Это не значит, что он не любил ее — любил, конечно, но он больше не был в нее влюблен, она сама разрушила это чувство своей постоянной ревностью, обвинениями, упреками и недостатком доверия к нему и к их любви.
Вслух я спросила:
— Каких действий ты от меня ждешь, Дамиан?
Я чувствовала так много его эмоций, что знала: он в глубоком раздрае. Часть его почувствует облегчение, если между ними все будет кончено, но часть меня… то есть его… будет скучать по ней и по тому, что у них было вместе. Я смотрела на высокую женщину, с ее удивительными скулами, зная, что это было не из-за диеты, а из-за того, что большую часть своей человеческой жизни она голодала. Она стала вампиром отчасти для того, чтобы больше никогда не испытывать голод, и потому, что она была достаточно красива, чтобы Мастер Лондона хотел, чтобы она навсегда оставалась в его постели. Но он никогда не давал ей почувствовать себя защищенной. Всего лишь одна любовница из многих. Он никогда не обещал ей другого, но она сделала с ним то же самое, что и с Дамианом, так что, в конце концов, как бы мило она ни выглядела, секс не стоил эмоциональных взрывов. Дамиан узнал все это о ней, так внезапно, как и я. В ее человеческом прошлом был длинный список плохих парней, которые учили ее, что она подходит для забав на неделю, месяц, несколько месяцев, но в конечном итоге находился кто-то другой, кто притягивал их взгляды.
— Дамиан не такой, — вслух сказала я, сама того не желая.
— Он не какой? — переспросила Кардинал.
— Он был предан и верен тебе, насколько только может любой мужчина быть преданным женщине.
— Ты можешь это сказать, потому что ты его госпожа.
— Я не его госпожа. Я его мастер, а между этими двумя определениями большая разница.
— С мастером не приходится трахаться, — съехидничала Кардинал.
Я перевела взгляд на Дамиана:
— Хочешь, чтобы я озвучила?
— Говори что хочешь, Анита.
Я глубоко вздохнула и сказала:
— Лондонский Мастер Города принял тебя в свой поцелуй, понимая, что тебе придется трахаться с ним, чтобы стать одним из его вампиров, не так ли?
Она посмотрела на Дамиана:
— Как ты мог ей рассказать?!
— Он ничего мне не рассказывал, Кардинал. Я его мастер. Нам приходится трудиться, чтобы не разделять мысли и воспоминания.
— Так не было ни с одним из мастеров, которым я служила.
— Дамиан мой вампир-слуга, как я человек-слуга Жан-Клода. Это другой тип взаимоотношений с мастером, более глубокая связь, чем между вампиром и Мастером Города.
Теперь она смотрела на меня, и на ее глазах блестели слезы.
— Так, значит, у тебя более глубокая связь с Дамианом, чем у меня, это ты хочешь сказать?
— С тобой не выиграть, да? — спросила я.
— Это не игра, Анита, чтобы выигрывать. Я человек с сердцем, и прямо сейчас ты его разбиваешь.
Твою мать.
— Нет, — вставил Дамиан. — С Кардинал выигрыш невозможен. Она загадка без ответа.
— Мой ответ таков, что я люблю тебя больше, чем что-либо еще в этом мире, — прорыдала она, повернувшись к нему.
— Ты не загадка, ты шулерская партия, Кардинал, потому что твои правила делают невозможным заставить тебя поверить, что Дамиан достаточно сильно любит тебя.
— Тогда я буду любить за двоих! — сказала она, потянувшись к Дамиану. Он не сделал ответный жест; фактически, он не сделал и ничего, чтобы приблизиться к ней физически с тех пор, как она вошла. Плохой знак для любых отношений.
— Так не получится, — ответил Дамиан. — Ты должна дать мне возможность полюбить тебя тоже, но твои проблемы не оставляют места для меня. Будто ты борешься с какими-то мужчинами из своего прошлого, о которых я даже не знаю, но именно мне приходится платить за их грехи.
— Я не знаю, что это значит. Я просто знаю, что люблю тебя больше, чем саму жизнь! — Она пошла к нему, протянув руки.
Его руки остались опущенными, когда он сказал:
— Я не могу бороться с призраками из твоего прошлого, если ты мне не помогаешь, Кардинал.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, Дамиан, — тихо всхлипывала она.
— Ты пойдешь со мной к семейному психологу?
— Зачем? У нас все в порядке, кроме того, что ты мне изменяешь.
Он опустил голову, и волна отчаяния, нахлынувшая на меня, была почти душераздирающей, как будто она смыла с меня все и не оставила после себя ничего кроме черного одиночества, с которым мы жили так долго, пока не приехали в Сент-Луис. Я задыхалась от абсолютной изоляции, которую он пережил, когда оказался в ловушке в Ирландии с вампиршей, создавшей его.
— Как ты не покончил с собой? — я снова, сама того не желая, заговорила вслух.
— Я слишком боялся того единственного, что могло наверняка меня убить, — ответил он.
— О чем вы оба говорите? — нахмурилась Кардинал.
— Солнечный свет, — пояснила я.
Он кивнул.
Я получила его воспоминания о его лучшем друге, его боевом товарище, брате по оружию, которого Та-Что-Их-Создала заставила выйти на свет чтобы их наказать, но больше просто чтобы причинить им обоим боль, раз уж она это могла. Она многие вещи делала просто потому что могла, и некому было ее остановить; некоторые люди хороши только потому, что существуют правила и наказания, которые делают их хорошими. Уберите все это — и вы удивитесь, что будут творить эти люди по отношению к остальным, если поймут, что им ничего за это не будет. Я чувствовала груз веков отсутствия безопасности, отсутствия уверенности в том, какое зло она сотворит следующим, и притом с обязанностью разделять с ней постель по ее прихоти. Я была впечатлена, что Дамиан был на высоте для злобной суки век за веком.
— Мужчину, который не мог ей услужить, пытали до смерти или увечили и оставляли в живых. Это давало нам всем отличный стимул не ударить в грязь лицом.
— Почему ты говоришь о таких ужасных вещах? — не поняла Кардинал.