— Тогда держи ей руки и прекрати забалтывать нас обоих до смерти.
— О, когда речь заходит о тебе, то мне уже не до разговоров, старый друг. — Нечасто услышишь настолько враждебное поминание старого друга.
— Он только что пригрозил тебе, — заметила я.
— Так и есть, — подтвердил Хэмиш.
— Родди, не думаю, что он тебя боится. Верно, Хэмиш?
— Я никого не боюсь, — отозвался тот.
— Даже Родди, или особенно его?
— Почему мы позволяем ей вот так трепаться? — спросил Хэмиш.
Родриго насупился и выглядел при этом, как раздраженный подросток, готовый топнуть ногой и нажаловаться маме.
— Не знаю.
— Держи ее, — велел Хэмиш, и говорил он это всерьез, ну так и я была серьезна. Я воспользовалась ступнями, ногами, каждым дюймом нижней части своего тела в попытке отпихнуть его. Я не тешила себя надеждой, что реально сброшу его, я просто хотела предотвратить укол — это было моей целью. Не позволить им вколоть мне эту неведомую хрень и оставаться в номере до тех пор, пока не подоспеет подмога.
— Держи ее! — рявкнул Хэмиш.
Родриго наклонился, чтобы зафиксировать одно из моих запястий, но я врезала ему ладонью под подбородок, и это заставило его замешкаться. Он попытался ударить меня в ответ, но мне каким-то чудом удалось поставить блок свободной рукой, что еще больше вывело его из себя.
— Прекрати извиваться!
— Извиваться — это один из моих лучших талантов, — парировала я.
— Это все равно произойдет. Не сопротивляйся!
— Пошел ты сам знаешь куда!
— Только если это причинит тебе боль.
— Сомневаюсь, что ты настолько одарен.
Он зарычал, и энергия его зверя затанцевала на моей коже. Я вдохнула ее, как знакомый одеколон, но он закрылся слишком быстро. Я не смогла определить запах — такой уровень контроля над энергией был поистине редким, но, опять-таки, он был из Арлекина. Из числа тех, кто пересек целый мир, тех, кого мы еще не нашли или перестали искать. Мы своим велели быть дома и оставить мир в покое. Если переживу эту хрень, мы изменим свою политику.
Родриго прижал одно из моих запястий своим коленом и убедился в том, что мне было больно, но мне причиняли боль и похлеще, даже недавно, и я знала, что как только они вынесут меня в отключке из этого номера, то в конце концов мне будет куда больнее. Другую руку он держал ладонью, а мое запястье было придавлено его коленом и рукой. Я знала, что все кончено, но продолжала изо всех сил ерзать свободными частями тела. Хэмиш навалился мне на грудь, и это фактически пресекло движения моего корпуса, а если бы он продолжил давить и дальше, то пресек бы и мое дыхание. Он вогнал иголку мне в руку, и я не могла этому помешать. Я закричала, и Родриго отвесил мне такую оплеуху, что на секунду у меня перед глазами вспыхнули звезды. Когда зрение прояснилось, я уже начала ощущать тепло.
— Что вы мне вкололи? — слова были четкими, но мой язык казался распухшим, все будто бы окутало ватой, как какой-нибудь хрупкий предмет, приготовленный к транспортировке. Какую бы хрень мне не ввели, она оказалась быстродействующей.
Родриго наклонился ко мне, гладя мои волосы, и я не могла ему помешать. Они все еще держали мне руки, но этого больше не требовалось. Мое тело становилось тяжелым, неповоротливым и чужим.
— Не имеет значения, что мы тебе вкололи. Главное, что оно работает. — Он опустил свой темный взгляд, чтобы встретиться с моим, и это было слишком близко — как та интимная близость, которую я совсем недавно разделила с Домино. На секунду это помогло мне бороться. Я сбросила все метафизические щиты, что у меня были, и без слов передала всем и каждому, кто мог меня слышать и чувствовать, что мне нужна помощь, и нужна прямо сейчас.
— Что ты делаешь? — поинтересовался Родриго, наклоняясь так близко, что я почувствовала аромат мыла, которым он пользовался, а под ним — теплого и пушистого… леопарда.
— Назад, Родди. Не прикасайся к ней сейчас! — Я не могла сосредоточиться на мужчине, который на мне сидел, не могла направить свой взгляд туда, куда хотела. Я продолжала смотреть на блондина.
— Почему ты можешь к ней прикасаться, а я — нет? — спросил он.
— Потому что я не из числа животных ее зова, в отличии от тебя.
Я пристально смотрела в пещероподобные глаза, принадлежавшие леопарду, и думала: «Мой».
— Нет, — возразил он.
Снотворное нахлынуло на меня еще сильнее, и мои звери затихли. Все затихло. Я не могла двигаться и почти не хотела этого.
Родриго снова погладил меня по волосам:
— Так-то лучше. — Он переместился в сторону и потянул меня за волосы, чтобы отклонить мою голову, и я смогла увидеть Итана. Сама я двигаться уже не могла. Итан висел на двери. Нож в плече пришпилил его, остальное тело безвольно висело. Он был без сознания, в противном случае боль привела бы его в чувство.
— Это сделал я, — прошептал Родриго, а затем повернул мою голову так, чтобы я посмотрела на Домино. — И это тоже, и, если нам будет нужно убить тебя, то я вызовусь добровольцем. Я не твой леопард зова. Тебе меня не приручить.
У меня ушли чуть ли не все силы, чтобы заставить губы двигаться, и я прошептала:
— Арлекин.
Он вздрогнул, словно не думал, что я знала, кем они оба были, но кем еще они могли быть? Больше никто не смог бы устранить двух моих тигров со всей их подготовкой, да и меня, настолько быстро. Он потянулся к Домино и поднес ко мне свою обагренную кровью руку. Размазал свежую кровь по моим губам, и я не могла остановить его.
— Когда она с тобой закончит, я заставлю тебя захлебнуться собственной кровью. — Он протолкнул свои пальцы глубже мне в рот, но я не задохнулась. — Проглоти кровь своего тигра, Анита. Проглоти его в последний раз!
Я попыталась сопротивляться, но не смогла и сглотнула. Любая кровь на вкус одинакова — как сладковатый медный пенни. Темнота начала пожирать мое зрение. Язык сделался слишком толстым, чтобы ворочаться, но я приложила все усилия, чтобы сказать, глядя в черные глаза Родриго:
— Весь… Арлекин… принадлежит… мне. — Затем навалилась тьма, и я не была уверена, она меня поглотила или я стала ею, но черные глаза Родриго были последним, что я увидела.
77
Я знала, что сплю, но знала, что это не мой сон. На мне было платье родом из тех веков, в которых я никогда не жила. Юбка была тяжелой из-за тех странных обручей, или как там они называются, которые заставляли платье ниспадать по обе стороны так, словно жесткие складки в атласной ткани предназначались для удержания тарелок. Ткань платья была красной и золотой, а из-за туго затянутого корсета моя грудь поднялась так высоко, что даже я смутилась, когда увидела себя в зеркале, которое стояло у каменной стены. Сон был очень реалистичным. Я ощущала, как подол моего платья елозит по грубому камню на полу. У меня было достаточно воспоминаний Жан-Клода, чтобы знать, что на полу должна лежать солома или что-то в этом роде, однако там был плохо обработанный камень, почти как в пещере, за исключением того, что в этом помещении были окна — длинные и узкие, они практически подпирали сводчатый потолок. Я слышала шум океана, ощущала кожей морской ветер. И вдруг я подумала: «А где же запах?». В этот момент поняла, что это сон. Во снах не бывает запахов — когда мы спим, эта часть тела у нас не работает, поэтому большинство людей не способны вовремя почуять запах гари при пожаре. Нас будит шум, но не запах.
Тот, кто выбрал мне платье, оставил мои волосы распущенными — они ниспадали тугими кудрями и были почти черными на фоне белизны моей кожи. Глаза у меня были темными. Какой-то трюк с освещением в этой комнате сделал их черными, но в моей голове застрял образ пещерных глаз Родриго, так что я знала, что мои были карими, потому что его глаза были по-настоящему черными. Натуральный блондин с черными глазами — такое нечасто встретишь.