В дверном проеме Дамиан чуть замешкался. Он был одет в зеленый халат из бархата и парчи, достаточно длинный, чтобы закрыть все, кроме носков тапок. Они были новые, но халат был викторианским, так как он купил его в те времена. Он был поношенным, с проплешинами в бархате, с заплатками, словно любимая детская мягкая игрушка. Я знала, что Дамиан надевал его, когда нуждался в утешении, его версии удобной домашней одежды в конце тяжелого дня.
— Как Кардинал восприняла новости о твоем ночлеге? — спросила я, потому что ничего не могла с собой поделать.
— Плохо, но Жан-Клод обставил это как свой приказ, так что она не могла проигнорировать его, ну, или я не мог. Когда вызывает король, ты идешь и выполняешь его распоряжение; это она понимает.
— Хорошо, — сказала я, не уверенная, что это ответ. Слишком смущающая была ситуация для чего-то еще.
— Мне нравится халат, — прокомментировал он.
— Жан-Клод купил. — Я прикоснулась к поясу. — Он сказал, что хочет, чтобы я расширила палитру белья.
— Что ж, я одобряю, если мое мнение имеет значение.
— Не уверена, что понимаю, что ты имеешь в виду под «если». Твое мнение имеет значение, а комплименты всегда приветствуются.
— Отлично, — улыбнулся он и шагнул в мою сторону, посмотрев мне за спину. — Полагаю, это Жан-Клода я слышу в ванной?
Я не слышала оттуда ни звука, но склоняя голову перед его вампирским суперслухом, ответила:
— Да, он присоединится к нам через минуту. Погоди-ка. Как ты понял, что это не Натэниэл?
— Он обнял меня в коридоре и сказал, что придет, как только сменится.
— В «Запретном Плоде» будет куча расстроенных фанатов, когда они поймут, что он не собирается сегодня снова выходить на сцену, — усмехнулась я.
— Мне жаль, что я явился причиной сокращения его программы, — сказал Дамиан без улыбки.
— Натэниэл взволнован предстоящей работой над нашим триумвиратом.
— Он кажется счастлив от этого.
— Он счастлив.
— А ты? — спросил он.
— Счастлива ли от этого? — переспросила я. — Твоя девушка практически напала на меня, когда я только лишь пожала тебе руку. Меня немного беспокоит ее реакция завтра вечером.
— Это совершенно справедливо, — ответил он.
— Ты выглядишь так, словно готов выскочить за дверь, Дамиан.
Он неуверенно пошел ко мне:
— Мы собираемся сегодня вместе спать, и мы были любовниками, так почему же так неловко?
— Может, потому что мы именно что были любовниками, а сейчас нет, и сегодня собираемся просто друг с другом спать и ничего больше.
Он немного печально улыбнулся:
— Я буду желать большего, но знаю, что это нечестно по отношению к тебе и Кардинал, а может, даже и ко мне.
— Если хочешь порвать с Кардинал, сделай это, но я не буду оправданием для большого скандала. Это между вами двумя, я тут ни при чем.
— Я сказал, что это будет нечестно по отношению ко всем.
— Сказал. Думаю, я просто виню себя.
— Я ценю то, что ты и Жан-Клод позволили мне сегодня спать с вами. Вы оба прекрасные мастера и стараетесь заботиться о ваших людях.
— Спасибо. Мы делаем все возможное.
Мы стояли достаточно близко для прикосновения, и эти несколько дюймов пустого пространства просто вопили от неловкости. Позади нас открылась дверь ванной комнаты. Дамиан перевел взгляд, а я продолжала смотреть на него.
— Вы вообще поприветствовали друг друга? — спросил Жан-Клод.
Я обернулась к нему:
— Мы сказали «привет».
— Я знаю, что вы не целуетесь в знак приветствия, но объятия должны быть позволены даже со стороны Кардинал.
— Думаю, мы упустили момент для объятий, — сдвинула я брови.
— Не хмурься на меня, ma petite. Это ты поступаешь глупо. Перед тобой стоит воин-викинг, такой же поразительный и прекрасный для мужчины, как Кардинал — для женщины, и ты продолжаешь отказываться прикоснуться к нему. Даже между друзьями больше прикосновений, чем между вами двумя.
Он шагнул дальше в комнату, одетый в свой удобный халат, который не был поношенным; он был таким же красивым, как и вся его любимая одежда. Халат был черным с более плотным черным мехом на отворотах и манжетах. Я знала, что мех был даже мягче и роскошнее, чем выглядел. Мне нравилось, как он обрамлял треугольник его груди, заставляя ее казаться еще белее и прекраснее, чем была. Он завязал халат небрежно, поэтому было видно больше его торса, достаточно, чтобы шрам от ожога в форме креста был виден на нем, более тусклый и темный по сравнению с остальной кожей. Некие люди ткнули в него крестом в желании спастись, но мне известно, что тем давнишним товарищам не повезло. У меня на руке был ожог в форме креста. Человек-слуга вампира заклеймил меня, полагая, что будет забавно заставить меня выглядеть так, словно освященные предметы жгут меня так же, как и вампиров. Я убила его прежде, чем его хозяин смог бы убить меня. Мы с Жан-Клодом сделали одно и то же по схожим причинам: если что-то ранит тебя и пытается убить — обороняйся. Если что-то пытается убить тебя, ты пытаешься убить это первым. Иногда жизнь сводится к простейшим правилам.
Я посмотрела на Жан-Клода, который стоял и жестом указывал на Дамиана и перевела взгляд на зеленые глаза и это лицо, которое сейчас было совершеннее, чем при нашей первой встрече, потому что что-то в том, чтобы стать моим слугой, изменило его костную структуру, так что теперь он был более совершенным, более красивым, более сексуальным вампиром, чем до того. Я не делала этого осознанно, но я переделала в Дамиане что-то, что было истинным тысячу лет, и я все еще нервничала по поводу объятий с ним. Если задуматься, это нелепо.
Я шагнула вперед и обняла его за талию, почувствовав жесткую шершавость старого бархата. Настоящий бархат не похож на современный, он не настолько нежный и податливый, скорее, мягкий, но грубый. Дамиан закаменел, когда я его обняла, и в этом была суть.
Он помедлил секунду, а затем обвил меня руками. Казалось, ему понравилось, как шелк скользит под его руками. Он опустил глаза на меня и улыбнулся:
— Приветствую, мой мастер.
— Привет, Дамиан.
Мы улыбнулись друг другу и обнялись по-настоящему, а потом разомкнули объятия.
Жан-Клод вскинул свои руки на нас:
— Вы невыносимы, оба, и где наш кот? Мы должны оказаться в постели до того, как рассвет решит все за нас.
Он был прав. Я чувствовала тяжесть рассвета в небе даже настолько глубоко под землей. Не так просто почувствовать его тягу, но ощущение восхода и заката, похоже, было естественным умением аниматоров и некромантов. Я часто сражалась по ночам, когда рассвет был единственной надеждой на спасение, и были дни, когда закат означал, что монстры проснутся и сожрут меня.
— У нас меньше двух часов, — прикинула я.
Дамиан вздрогнул. Я тронула его за руку:
— Все будет хорошо.
— Достаточно, — сказал Жан-Клод и скинул халат. Его кожа была невероятно белой по сравнению с чернотой халата, словно она была вырезана из мрамора, и он был абсолютно обнажен. Он выглядел словно ожившая статуя времен Ренессанса, как мужская версия Галатеи, пришедшая, чтобы исполнить все романтические мечты.
Дамиан смотрел в пол, будто ковер у изножья кровати внезапно стал намного интереснее. Можно было бы подумать, что за тысячу лет своей «жизни» он должен меньше смущаться наготы, а может, дело в конкретной наготе. Жан-Клод мог производить на людей такой эффект. Хотя, вероятно, дело во всех этих «гетеросексуальный-мужчина-вне-раздевалки» штучках.
— Мы просто поспим с Дамианом, не забыл? — рассмеялась я.