— Люди меняются, — отвечаю я, признание звучит более резко, чем я предполагал. Эта мысль тревожит, даже кажется слишком чуждой, словно я планирую надеть на себя чужую одежду, — сшитую на заказ, но незнакомую.
— Или, может быть, они находят для этого повод, — парирует она, хватая остальные принесенные мной припасы. Я даю ей две тарелки, чтобы разложить сладости, прежде чем отношу их в микроволновую печь.
— Возможно, — соглашаюсь я, чувствуя, как уголки моего рта дергаются в неохотной улыбке.
Ее обезоруживающее присутствие разрушает стены, воздвигнутые вокруг меня, которые я укреплял годами. Осознание столь же поразительное, сколь и безусловное. Когда я был с Джией, мои мысли преследовал образ Евы и воспоминания о ее словах, но почему? Она стала одним из моих самых надежных друзей, но это вовсе не причина, почему я не могу выбросить ее из головы.
Прохладный мрамор кухонного острова резко контрастирует с теплом в моей груди, когда Ева подходит ближе, смотря на меня любопытными глазами. Я ставлю перед нами тарелки с уже подогретыми закусками, зефир настолько раздулся в микроволновке, что отслоился от верхнего крекера и образовал на тарелке липкую массу.
— Наверное, я положил их слишком надолго, — гримасничаю я.
Она смеется.
— Они по-прежнему такие же вкусные, даже если выглядят не так симпатично, — замечает она, откусывая кусочек. Она закрывает глаза и стонет от восторга, и этот звук пробуждает во мне желание. Я отбрасываю это чувство и смотрю, как она слизывает липкую массу со своих пальцев. — И таким образом, когда порция закончиться, мы сможем слизать еще чуть-чуть с наших пальцев, — говорит она, смеясь, и несколько небольших крошек выпадают у нее изо рта.
В этот момент я представляю, как она слизывает липкий зефир с моих пальцев. Боже. Я прикусываю губу, визуализируя все части ее тела, с которых мне хотелось бы слизать зефир.
— Винсент, — ее голос, мягкий и серьезный, прорывается сквозь запретные фантазии, разыгрывающиеся в моей голове, — каким ты видишь свое будущее?
Я вздрагиваю, смущенный уязвимостью вопроса.
Я вижу, как облизываю все твое тело, — думаю я про себя, прежде чем меня пронзает чувство вины.
Вчера вечером я трахал Джию, и вот я здесь, зная, что должен нарушить обещание жениться на ней, убить ее отца и подумываю о том, чтобы трахнуть одного из самых близких моих близких друзей. С моим мозгом явно что-то не так.
— Ух ты, разговор стал слишком серьезным, — наконец заставил себя сказать я поддразнивающим тоном.
Она хихикает.
— Нет, я серьезно. Шесть месяцев назад я бы сказала, что Винсент Кинг ни за что не подумает о женитьбе, и вот ты здесь. Если бы Энтони не предал тебя, я думаю, ты, возможно, действительно довел бы всё до конца и женился на Джии.
— Мы об этом никогда не узнаем, — отрицаю я ее слова.
Однако Ева права. Я серьезно подумывал о женитьбе на Джии, но, отступив назад и взглянув на это с точки зрения того, что я знаю сейчас, я думаю, что это могло стать самой большой ошибкой в моей жизни. Что я вообще о ней знаю? Что она выросла в том же мире, что и я? Во всяком случае, это должно было заставить меня относиться к ней с подозрением. Ведь даже мой собственный отец что-то скрывал от меня.
— Думаю, я только что понял, чего хочу… отличаться от него… от моего отца, — слова вырываются наружу, грубые и откровенные.
Я никогда не говорю о своем отце, покойном главе семьи. О человеке, которого уважали и боялись, но не по тем причинам, по которым я бы хотел, чтобы опасались меня.
— Конечно, он оставил наследие. Но оно испорчено, искажено его собственными пороками. У него не было проблем с тем, чтобы врать собственным детям об их матери. Он изменил жене, в результате чего появился мой сводный брат Максим. Сказать, что он был человеком с недостатками — значит преуменьшить.
Ева кивает, впитывая это признание. Она протягивает руку, касаясь пальцами тыльной стороны моей руки жестом, таким мимолетным, но полным сочувствия.
— Но разве такое поведение не является стандартом в вашем мире?
— Что ты имеешь в виду?
— Я не осуждаю или что-то в этом роде. Просто кажется, что у большинства мужчин в вашей организации есть любовницы, — объясняет она.
— Да, но… может быть, именно поэтому я всегда был против брака. Я не вижу смысла жениться только для того, чтобы продолжать делать, что хочу и с кем хочу. Зачем вообще жениться?