Конечно, Гавриил позволяет ему много.
Например, жить.
Это уже можно считать роскошью с некоторых пор. Это уже можно считать хоть чем-то, когда дело касается Гавриила.
По утрам они иногда пересекались, даже кидали обрывки каких-то фраз. Гавриил иногда даже улыбался. Иногда даже смеялся — искренни так, по-детски. Так, что Кроули невольно каждый раз замирал. То ли от неожиданности, то ли от понимания, что Гавриил тоже человек. Ломанный-переломанный, ебнутый, но какой есть.
— Эй!
Гавриил вваливается в его комнату, и его голос раздается быстрее, чем Кроули успевает услышать скрип двери.
Кроули лениво отрывает взгляд от телефона, хотя сердце уже к горлу подкатило. Гавриил никогда не приходил к нему сам.
Ну, не считая того первого дня, но там скорее необходимость.
— Хочешь посмотреть на красивую жизнь?
— Я не хочу смотреть, как кто-то жрет чьи-то кишки, Гавриил.
Гавриил закатывает глаза, облокачиваясь плечом о косяк.
— Вот поэтому я тебе ничего не предлагаю, Кроули. Слова не успеешь сказать, ты уже морду кривишь.
— А что я ещё должен был подумать?
— Ты должен был дослушать.
— Ты задал вопрос, а не начал рассказывать.
— Бля, Кроули хватит выёбываться, я таких дохуя умных на бутылки сажаю обычно.
Очередь закатывать глаза перешла к Кроули. Тот немного покопошился, но сел на кровать.
— Мне на встречу надо. Можешь со мной сгонять.
— Людей стрелять?..
— Кроули, блять.
Кроули усмехается.
— Моя жизнь не ограничивается тем, что ты сам себе нафантазировал. В ресторан. Только это… надень костюм. Надеюсь у тебя есть костюм.
— Если его перевезли из того дома, то да.
— Оттуда всё перевезли. Даже твои колеса.
— Вообще-то, это таурин. И он не в виде колес.
— Вообще-то, мне похуй.
Почему Гавриил решил его потащить с собой и ради чего именно Кроули не знал. Но делать было нечего, идти в сотый раз бухать и лапать баб за жопы не хотелось. А терять возможность побыть лишний раз с Гавриилом — грех.
Главное, чтобы никого не застрели. Как минимум самого Кроули.
Их пропускают по записи, а Кроули всё краем глаза косится на Гавриила.
На нём дорогущий чистый костюм. От него не несет смертью. Он гладко выбрит. Он крайне уставший, но впервые за долгое время он не похож на убийцу и это подкупает Кроули окончательно. Кроули ощущает себя тупой малолеткой, которую старшеклассник за жопу потрогал. Не то чтобы Кроули против того, чтобы Гавриил потрогал его за жопу.
Гавриил называет его «сопровождающим».
Собеседник Гавриила называет его «свитой».
Кроули считает себя ебланом среди слишком аристократичной атмосферы и сотен зазнавшихся лиц с кучей денег и такой же кучей огромного ЧСВ.
Вообще, наверное, быть свитой крутого гангстера, вроде, прикольно. Ну, Кроули предполагает, потому что на деле они иногда говорят и пьяный Кроули лезет в его зону личного пространства просто поиграться. Просто потому, что ему позволяют.
Вряд ли его можно было засчитать свитой за то, что он периодически лапает его за плечи и руки, но звучало это прикольнее и пафосное какого-то там «сопровождающего», поэтому Кроули понравилось.
При отце Кроули особо не таскался по дорогущим заведениям, в основном потому, что было не с кем, а одному как-то стрёмно. Поэтому ощущал он себе неловко, но на стуле старался не ёрзать и не пялиться по сторонам.
На каждое его неловкое движение Гавриил косо на него поглядывал, иногда пихал под столом. А Кроули хотелось завыть, как несчастному ребенку с заявлением, что ему скучно, неинтересно и вообще «лезть к тебе пьяным куда веселее».
Но приходится сидеть и не ёрзать.
Периодически он даже заслушивался их разговорами. Вернее, Гавриилом.
Разговорили об оружие, о каких-то других людях, о девушках, о чем-то там ещё… Кроули вслушивается исключительно в его интонацию.
Выпитый бокал вина почему-то ударяет в голову.
Он моргает.
В горле пересыхает. Он в сотый раз ерзает на стуле.
Судорожно выдыхает и натягивается как струна.
Чужая рука на колене падает как булыжник на его плечи. Увесисто, тяжело, внезапно, болезненно. Кроули моргает, застывает прямо так и, на всякий случай, даже не дышит.
Раз, два, три.
Рука по-прежнему на его колене.
Вот так просто.
Сидит, нейтрально пиздит о чем-то там (даже если бы Кроули и хотел бы вслушаться, не смог бы ничего разобрать, всё плывет) и лапает под столом его за колено. Поглаживает едва.
Сердце у Кроули прямо в горле.
Его костюм будто душит его. Сжимает грудную клетку, натягивается. Галстук как удавка на шее. Всё как удавка. Особенно эта чертова ладонь на колене.
Господи…
вразуми.
Движение вверх. Поглаживание. Легонько сжал.
Мурашки по коже. Туда-сюда. Кроули смотрит в одну точку не моргая. Опоминается только тогда, когда глаза начинает резать.
Выдох.
Кроули дерганно делает ещё один глоток вина. Выглядит это резко, но на него даже никто не смотрит. Только он рассеяно оглядывает Гавриила, понятия не имея, что ему делать. Можно было бы, конечно, подумать, что он просто запизделся, вот и забыл убрать руку, но…
но когда он проводит ладонью то вверх, то вниз, у Кроули сердце стучит прямо в горле, и он понимает, что это явно не случайно.
Весь вечер он проводит с сердцем у самого, блять, горла. И ему кажется, что, когда это напряжение спадет, оно упадет прямо в пятки и тогда Кроули точно грохнется в обморок от нервного напряжения. От вообще напряжения — уже всякого.
Но когда они садится в машину. Когда голова кружится от алкоголя (и Гавриила), а водитель заводит машину, сердце внезапно опускается обратно к ребрам. Не падает. И Кроули не падает. Никто не падает. Даже пульс успокаивается.
А Гавриил продолжает казаться самым нейтральным. Наверное, вряд ли хоть раз он сможет вывести его на эмоции. Потому что при жизни Гавриила, полной кишок, крови и смертей, вряд ли тебя вообще что-то житейское может удивить.
Кроули — это не поедание кишок.
Кроули — это ещё очень даже адекватно.
Даже несмотря на то, что он слишком много выебывается.
— Не думал, что ты почти весь вечер промолчишь.
Кроули едва успевает открыть дверь своей комнаты, когда Гавриила внезапно останавливается и говорит это.
Кроули пьян. Недостаточно для того, чтобы шататься, но вполне хватит для того, чтобы не совсем врубаться во все происходящее и, в особенности, в свои действия.
— Не думал, блять, что ты будешь полвечера меня лапать!
Кроули, наверное, говорит громче, чем следовало. Но уже одиннадцать ночи и вряд ли их может кто-то услышать. По крайней мере, с конца коридора не было слышно никаких шагов. Значит, рядом, вроде, никого.