Сразу после падения с высоты, словно обессилев, река становилась тихой и спокойной. Разрезав кинжалом веревки и не без труда выпутавшись из ветвей, Конан выплыл на берег. Шумри уже был на берегу и спешил за маячившими впереди вещами.
Пирога, к счастью, не пострадала, равно как и кости, и остальные необходимые в походе предметы. Пьяное божество, устроившее им утром грозную сцену с проклятиями, со швырянием наземь вековых стволов, с плюющейся водой и ломающим спину ветром, в глубине души благоволило двум безумцам-авантюристам. Или же — они сумели рассмешить грозного Крома. Если, конечно, Кром отрывал иногда свой взор от заснеженных скал Киммерии и обращал его далеко на юг, следом за своим неугомонным сыном.
Глава 4. Подозрительное место
С нижней точки водопад выглядел намного грозней и внушительней, чем сверху. И грохот был громче, и широкий прямой поток воды, искря на солнце, поражал стихийной, дробящей валуны, мощью.
— Если бы я смотрел на него отсюда, снизу вверх, ни за что бы не решился оседлать это ревущее чудовище, — признался Шумри.
— Если бы ты смотрел на него снизу вверх, тебе не нужно было бы его оседлывать, — резонно заметил киммериец. — Если только твоя великая голова не родила бы способ, как подняться вверх по течению. Но даже для твоей головы это слишком…
Они медленно плыли, удаляясь от ревущего потока. Грести Конану после всех бурь и встрясок не хотелось, и он только правил веслом, скользя взглядом по берегам и высматривая место для ночлега.
Грохот водопада постепенно стихал, растворялся в пред сумеречной тишине.
Обогнув скалистый уступ, река поворачивала вправо и сразу за поворотом образовывала что-то вроде заводи или небольшого озера. Со всех сторон заводь окружали высокие багрово-черные скалы, оставляя только узкий, в двадцать локтей шириной, выход к реке.
— А вот и отличный ночлег! — Конан направил пирогу в заводь и, выбрав место, где скалы подступали к воде не вплотную, а оставляли неширокую полосу песка, решительно подгреб к берегу.
— Место-то отличное… — Шумри с сомнением огляделся вокруг. — Но чем-то оно мне не по душе.
— Ерунда! Хищные кошки не любят такие места. Туземцы тоже не дураки, чтобы селиться на голых скалах. Можно даже не дежурить сегодня ночью и вдоволь выспаться. К тому же, ты только посмотри, какой нас ждет ужин! — Он кивнул в сторону прозрачной прибрежной воды, в которой ясно были видны крупные, важно шевелящие плавниками спины рыб.
Пока Шумри разжигал огонь, Конан, вооружившись острогой и зайдя по пояс в воду, стал выслеживать добычу. Рыб было много, они неторопливо сновали в двух шагах от него, ленивые, отливающие живым серебром. Но вели себя рыбы странно. Стоило Конану осторожно подкрасться и прицелиться острогой, как они моментально вильнув всем телом, бросались в сторону. При этом, увильнув на безопасное расстояние, они быстро поднимали голову и искоса поглядывали на киммерийца. Таких рыб Конану прежде видеть не приходилось. Ему стало мерещиться даже на бесстрастных мордах с полуоткрытым ртом и выпученными глазами что-то вроде усмешки.
Потеряв терпение, киммериец решил сменить тактику. Он лег в пирогу животом на дно и, оттолкнувшись от берега, поплыл, стараясь, чтобы снизу было видно одно из лишь дно лодки. После нескольких неудачных попыток ему удалось перехитрить одну из рыб, не успевшую вовремя увернуться, и молниеносным движением всадить ей в спину острогу. Он выволок бьющуюся рыбу на берег и швырнул на песок. Судя по размерам, хватить ее должно было на обоих. Но, вытаскивая из толстой спины острогу, киммериец испытал сильное потрясение: рыба закричала. Из глотки ее доносились громкие звуки, похожие на те, что издает капризный пятилетний младенец, не желающий доедать свою кашу или, наоборот, три дня не кормленный. Подбежал побледневший Шумри и тоже уставился на бьющееся, на песке, орущее диво.
Рыба кричала долго. Последний звук затих вместе с последним биением тела.
— Ты как хочешь, а я есть эту тварь не буду, — сказал, вздрогнув, немедиец. — Отведав такой рыбки, рискуешь сам превратиться во что-нибудь не менее странное.
— А я буду, — буркнул Конан. Но больше из духа противоречия: и у него есть это противоестественное создание большого желания не было.
Шумри повесил на плечо лук и вскарабкался вверх по склону, туда, где в зарослях редких кустов слышался клекот и хлопанье крыльев. Совсем скоро он вернулся, держа за ноги убитую дичь: довольно крупную птицу в желто-коричневом оперении с черным хохолком на голове.
С торжеством посмотрев в сторону киммерийца, который с брезгливым выражением на лице вяло чистил рыбу, Шумри принялся ощипывать свою добычу. Когда птица забилась и задергалась в его руках, он не удивился, решив, что только ранил ее, но не убил. Когда из черного узкого клюва ее раздалось шипение, он тоже вынес это более-менее спокойно. Но когда в этом шипении стали ясно проскальзывать слова на незнакомом языке, скорее всего, туземном наречии… нервы Шумри не выдержали. С криком он отшвырнул от себя пернатого демона подальше в кусты.
Конан, глядя на него, не смог не расхохотаться. Хотя веселого во всем этом, если вдуматься, было немного.
— Ты был прав, — отсмеявшись, сказал он. — Место не очень хорошее. К сожалению, искать новое поздно: вот-вот стемнеет.
Очистив рыбу, он не захотел тратить время на ее приготовление и съел сырой, оставив все-таки половину для немедийца.
— Как видишь, — похлопав себя по животу, сказал Конан, — я не умер и не превратился в рыбу. Так что можешь есть спокойно.
Пока сумерки не сгустились, он решил бегло осмотреть место, на котором им предстояло провести ночь. Один Нергал знает, какие еще сюрпризы могут их здесь поджидать.
Шагах в двухстах от их лагеря, на противоположном берегу заводи Конан обнаружил круглое отверстие у подножья скалы, нечто среднее между большой норой и маленькой пещерой. По доносившейся вони было ясно, что там жил какой-то зверь. Но какой? Следов возле норы не было, обглоданных костей и помета — тоже. Вернее, след был, но странный: казалось, что в нору волоком затаскивали кого-то тяжелого. Приглядевшись внимательней, Конан обнаружил несколько клочков шерсти, белесо-серой и жесткой. Понюхав ее, киммериец отметил, что такого запаха не встречал ни у одного зверя: он был резким, таким острым, что от него першило в горле.
Какое-то время Конан постоял, прислушиваясь: не донесется ли из норы голос ее хозяина или хозяев, Но все было тихо. Киммериец вернулся к костру.
Шумри сидел у огня с видом обиженного ребенка. Заводь эта ему решительно не нравилась, но никогда он не мог переспорить или переубедить своего спутника!
— Дежурить все-таки придется, — объявил Конан. — Невдалеке я приметил одну норку — и, судя по размерам, хозяин ее далеко не маленький. Клянусь Кромом, я не смог определить, что же он такое. Но пахнет на редкость мерзко.
Киммериец наломал побольше веток кустарника, чтобы хватило скармливать огню на всю ночь, и растянулся на шкуре.
— Ты не стесняйся, буди меня сразу, как что-нибудь почуешь или увидишь, — пробормотал он, засыпая. — Огонь… огонь пусть горит посильнее…
Шумри вздохнул. Он мог бы сказать, что твари, подобные кричащей рыбе или лопочущей птице, вряд ли боятся простого огня, но не стал спорить — все равно это было бесполезно.
Ночь была странно тихой. Ни всплеска рыб, ни посвиста птиц, ни гудения ночных насекомых. От этой тишины в голове зарождались самые тревожные мысли. Чтобы отогнать от себя страх и ни о чем не думать, Шумри применил свой обычный способ: стал негромко напевать, раскачиваясь и не сводя взгляда с причудливого танца огня. Разбудить своим пением Конана он не опасался, сон у того был крепкий. Слова приходили сами собой.