Глава 1
Командир дивизии, полковник Арчебаков, переводил цепкий взгляд с майора НКВД на капитана разведки:
— Это что за выкрутасы! Боевые офицеры, устроили тут ромашку. Буду — не буду! Как девка ломается стоит, приказ командира по уставу выполняется беспрекословно! А ты куда смотрел, майор?! И этого ты рекомендовал в диверсионный отряд? Лучший разведчик, безупречная репутация?! Медаль ему?! За что? За то, что отказывается от задания?!
Полковник распалялся все сильнее, перешел на крик, от которого затихли все звуки в узле радиосвязи, что находился в соседнем кабинете поселковой школы. Майор Снитко тоже молчал, даже не пытаясь оправдаться. Как он и предупреждал, отказ капитана Шубина вызвал недоумение и ярость у командира, который не мог понять, отчего доблестный разведчик отказывается от участия в агентурной деятельности на территории врага. Молчал и Шубин, хоть и хотелось ему выкрикнуть, объяснить, что да — он офицер, боевой офицер, боец, воин и готов служить, биться за Родину, сражаться до последней капли крови, но не лицедействовать, жить под чужой маской. Но вчерашний разговор убедил его — никто не поймет его, прав капитан Снитко: в армии приказ выше душевных мук. Поэтому решил стоять на своем до последнего, хоть в штрафбат пускай отправят, но он в тайные агенты, в шпионы не пойдет. Пускай лучше окоп на передовой, зато воевать честно, открыто, без притворства и можно выплеснуть наконец всю скопившуюся ярость, бить по немцам, убивать их, уничтожать так же, как они без жалости расправляются с советскими гражданами.
Комдив тем временем схватил со стола личное дело разведчика и тряхнул им в воздухе:
— Под трибунал пойдешь, Шубин! Грош цена твоим подвигам после такого! Расстреливают за такое в наше время, потому что, получается, трус ты и предатель Родины, раз отказываешься от выполнения приказа.
Глеб не выдержал, голос у него был глухим от напряжения:
— Я не отказываюсь, товарищ полковник. Я готов на любое задание, только скажите. Но я — разведчик, фронтовой разведчик, а не шпион. Вы знаете, любой приказ выполню, но в своем отделении.
От злости у Арчебакова пошло красными пятнами лицо, майор Снитко оттеснил капитана в сторону, понимая, что сейчас и правда дело может дойти до трибунала.
— Товарищ командир, предлагаю дать капитану Шубину небольшую отсрочку. Товарищ недавно после ранения, он, не завершив лечения в госпитале, был направлен на секретную операцию.
— Ты еще его и защищаешь, майор! Ты — майор НКВД, отвечаешь за государственную безопасность, а сам за этого предателя горой! Еще и об отпуске ему хлопочешь! Да я вас! Обоих! Без суда и следствия! Сдать оружие и документы, — взревел подполковник, багровый от ярости.
— Товарищ командир дивизии, разрешите обратиться, — вмешался в разговор человек в обычной поношенной форме без знаков различия, который до этого сидел в темном углу штаба и наблюдал за спором.
Арчебаков будто пришел в себя, бросил папку с личным делом обратно на стол и кивнул. А мужчина приподнялся с лавки, вышел чуть вперед, лицо его было спокойным, а голос таким тихим, что остальным приходилось прислушиваться к каждому слову:
— Секретная служба не для каждого, надо иметь для нее особый склад ума. Ни отличная характеристика, ни знание немецкого, ни боевые заслуги не гарантируют, что капитан Шубин сможет служить в нашем отделении. Главное — это внутренняя готовность, она даст уверенность и силы. А я вижу, что товарищ Шубин не готов стать тайным агентом. Заставлять, уговаривать его не стоит, одна ошибка, одно неверное слово там, — он указал на запад в сторону все еще оккупированных немцами территорий страны, — это сотни и десятки погубленных жизней. Поэтому, товарищ полковник, предлагаю на его переводе не настаивать. Лучше перевести его на службу, отвечающую его складу характера, так сказать. Считаю, что капитана Шубина надо включить в новые подразделения, в ШИСБР.