— А у вас было много денег?
— У меня? Нет. У отца было немного, но у меня — никогда. Ну, то есть я был ребенком. У детей нет денег.
Сегодня на ней был светло-серый костюм с высоким круглым воротником, украшенным жемчугом. Чулки и туфли были белыми.
— Но, может, они могли высосать из вас и кое-что еще? — спросила она.
— В каком смысле?
Она пожала плечами.
— Мне всегда становилось как-то не по себе, когда она это говорила. Ну, что никто не пойдет со мной, ну, понимаете, просто так. И я чувствовал себя последним болваном и думал, что любая девчонка высосет из меня все, что можно, а я буду слишком слабым, чтобы остановить ее.
— Слабым, — повторила она. Это был не вопрос, но и не утверждение.
— Глупо, конечно.
Она кивнула.
— Но когда я был мальчишкой, эти слова и эти мысли заставляли меня очень бояться девчонок.
— Угу.
— Иногда я, бывало, начинал фантазировать... — Его вдруг захлестнула волна страсти и почти сексуального возбуждения: еще никогда он не был так близок к откровению. — Я представлял, что связываю их. — От возбуждения он едва мог говорить.
Она молчала. «Я бы с удовольствием связал и тебя, — подумал он. — Если бы взял с собой веревку. Я бы поднял тебя на ноги и связал».
— А как вы считали, что именно могли высосать из вас девочки? — наконец спросила она.
Он чуть не кончил от возбуждения.
— Меня самого, — ответил он каким-то чужим голосом. — Они могли высосать меня самого.
— Откуда?
— Из нее. — Голос как будто отделился от него и звучал сам по себе, странным эхом разносясь по кабинету.
Глава 21
Мы с Сюзан сидели в уютной кабинке ресторана «Дейвио» на Ньюберн-стрит и обедали. Сюзан так приучила себя к красному вину, что могла запросто осушить стакан в один присест. На столе стояла бутылка «Шианти» и два салата.
Но она отпила не больше грамма «Шианти» и поставила стакан.
— Ммм, — одобрительно кивнула она.
— Мы отобрали из твоих клиентов семерых. Семерых возможных, — сообщил я.
— Возможных убийц Красных Роз?
— Тех, кто мог подбросить тебе розу и убежать.
— Но как вы это сделали?
— Мы дежурили под домом и следили за каждым, кто подходил под описание.
— Кто это «мы»?
— Квирк, Белсон и я. Хоук сидел с тобой.
— Потому что ты был единственным, кто видел его.
— Да, — ответил я.
— Засветились?
— Нет. Ни один не заподозрил, что за ним следят. — Я вручил ей листок с семью отпечатанными на машинке фамилиями. Но Сюзан даже не взглянула на него.
— Я тоже думала над этим вопросом, кто это может быть, — сказала она. — Чтобы убежать от тебя, ему нужно было иметь кое-какие физические качества.
Я кивнул. В вазочке лежал хлеб. Я отломал маленький кусочек и доел салат.
Сюзан взглянула на список.
— Да, — согласилась она. — Некоторых из них я тоже отметила. А остальных вы отбросили, потому что они не похожи на человека, за которым ты гонялся — прежде всего по росту?
— Правильно.
— Жаль. Очень жаль, что наши профессии вдруг так пересеклись. И все это именно после того, как мы только-только ощутили весь вкус личной жизни.
— Знаю, — ответил я. — Но придется как-то смириться с этим. И похуже бывало.
— Да. — Она сделала еще один крошечный глоток «Шианти». — Придется. Но мы справимся. Это похоже на тот случай, когда проблема проходит одновременно сквозь деловую и личную сторону жизни. Причем затрагивает самую сердцевину наших отношений.
— Я знаю.
— Но мы сможем любить друг друга так же, как раньше. Ведь каждый из нас может существовать самостоятельно. В то время, как мы вместе образуем единое целое.
Официант принес горячее и унес тарелки из-под салата. Когда он ушел, Сюзан продолжала:
— Знаешь, все это очень нарушает мою самостоятельность. Я никогда не нахожусь одна. Если ты уходишь, со мной постоянно сидит Хоук. Даже когда я работаю, кто-нибудь из вас сидит наверху с пистолетом наготове.
Я кивнул.
— Я вовсе не хочу сказать, что устала от тебя, — объяснила Сюзан. Она слегка подалась вперед, склонившись над тарелкой.
— Я понимаю.
— Или от Хоука. После тебя он первый, с кем мне приятно находиться.
— Но иногда тебе бывает нужно побыть одной.
— Совершенно верно.
— Но мы не можем позволить ему убить тебя.
— Не можем. — Сюзан улыбнулась. — И я уверена, что не позволим.
Мы немного помолчали.
— Если один из моих пациентов и в самом деле убийца и если это он оставил у меня розу, я могла бы, наверное, попытаться вычислить, кто он, — наконец сказала Сюзан.
— Но ты не собираешься этого делать.
— Не могу. Пока.
— Только помни, что ты не одна в опасности. В эти самые минуты он, может, как раз готовится убить какую-нибудь новую негритянку.
— Знаю, — кивнула Сюзан. — И это тоже лежит на мне огромной ношей. И мне очень тяжело. — Она отпила немного вина. — Хотя с тех пор, как Уошборн признался, Красная Роза не сделал еще ни одной попытки.
— Мы оба знаем ответ, — нахмурился я.
— Да. Он мог на некоторое время залечь на дно.
— Но на какое время?
— Возможно, достаточно долго, но... Это же потребность. Потребность, с которой он не в силах бороться. Он одержим.
— Значит, он сделает это снова.
— Да, — тихо проговорила Сюзан. — Один Бог знает, чего ему сейчас стоит сдерживаться и каким он станет после этой пытки.
— И все же ты и сама думаешь, что он один из твоих.
Сюзан посмотрела на вино в своем стакане. На свету оно приобрело совершенно фантастический рубиновый оттенок. Она подняла глаза на меня и задумчиво кивнула.
— Да. Я думаю, это один из моих.
— Но кто?
Она покачала головой.
— Я не имею права. Пока. Если я ошибусь, это погубит его.
— Черт побери, — не выдержал я.
Сюзан потянулась через стол и прикрыла мне рот теплыми ладошками. Затем скользнула по моим плечам и взяла меня за руки.
— Пожалуйста, — попросила она. — Прошу тебя.
Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Сюзан так сильно перегнулась через стол, что я начал опасаться за ее почти полную тарелку.
— Чтобы быть самой собой, чтобы быть женщиной, которую ты любишь, частью того, чем мы с тобой являемся и что не похоже ни на что другое, чтобы быть Сюзан, я должна поступать так, как должна. А это значит, опираться только на свой профессионализм и на свой опыт и не позволять страху влиять на мои поступки.
Я посмотрел на ее хрупкие руки, лежащие в моих ладонях. Казалось, мы были одни во всей вселенной — ни официантов, ни обеда, ни ресторана. Казалось, мы сидим вот так уже целую вечность.
— Да, — вздохнул я наконец. — Ты совершенно права.
Я взглянул в ее темные, бездонные глаза. Она улыбнулась.
— Кстати, — заметил я, — по-моему, ты сейчас раздавишь грудью тарелку.
Он видел, как выступал по телевидению этот ее дружок Спенсер. Сказал, что черномазый не виноват. «Знают ли они о нем? Может, этот сукин сын уже вычислил его, когда он оставлял розу? Но все остальные уверены, что это дело рук черномазого. Почему же Спенсер не верит? А она? Знает ли она, что это он? Что это он связал всех этих баб, залепил им рот и наблюдал, как они пытаются вырваться и закричать? — Он взглянул на рыбку, спокойно плавающую в аквариуме. Вода блестела и искрилась в лучах солнца. Она вышла на минуту, пригласив его в приемную. — Может быть, ей даже понравится, когда он ее свяжет. Некоторым женщинам это нравится. Они любят, когда их связывают и срывают одежду, и даже сами просят об этом. — От такой мысли на него снова нахлынуло возбуждение. — Но потом он уже не сможет приходить поговорить с ней. Она расскажет своему дружку. Сволочь. В газетах писали, что когда-то он был боксером. Чтоб его... А может, она уже и рассказала своему дружку. Может, что-то заподозрила, когда послушала, что он здесь говорил. Они знают. Эти психиатры всегда знают все, даже если ты не хочешь этого. Она постоянно наблюдает за ним. Как он шевелит рукой, покачивает ногой, как ерзает на стуле. Все замечает. Концентрируется на нем... — Рыбка описывала медленные круги в искрящейся воде... — Она заботится о нем. Нет, она ничего не скажет своему дружку. Он сам догадался. Ублюдок. Она не скажет». Дверь распахнулась. На ней было темно-синее платье с красными цветами.