Но по лицу Марко невозможно было ничего прочесть. Он выглядел даже слегка скучающим, и я почти уверена, что ему вряд ли хватило бы мозгов скрыть подробности тайного заговора, если бы он действительно о нем знал. Я пытаюсь вести себя как обычно, хоть мое сердце и готово выскочить из груди в любой момент.
— Добрый вечер, принцесса, — буркнул Марко в мою сторону.
Он всегда называл меня так, когда мы были еще детьми, но резко перестал, стоило мне пойти в колледж. Я мгновение гадала, был ли скрытый смысл в том, что он назвал меня так именно сейчас, или надо мной все таки взяла верх моя паранойя.
Я тяжело сглатываю, а мое сердце заходится все быстрее, когда слышу сигнал о прибытии лифта за моей спиной. Тени танцуют на мраморном полу, воздух окутывает жуткая тишина. В данный момент я чувствую себя уязвимее, чем когда-либо.
— Амелия! — доносится до меня резкий голос Винсента, заставляя подпрыгнуть от неожиданности. Его статная фигура появляется из тускло освещенного коридора, и я вижу, что его брови нахмурены от беспокойства. — Где ты была?
— Винсент, — на выдохе говорю я, пытаясь взять себя в руки. — Ты меня напугал.
Некоторое время я изучающе смотрю на него, пытаясь найти в его лице и языке тела любой намек на злые намерения, но не вижу ничего, кроме моего брата, которого я знаю всю жизнь и безмерно люблю.
— Извини, — говорит он, и я вижу, что он искренне сожалеет. — Отец пригласил Максима на ужин. Вероятно, он хотел как-то сблизиться с ним, поэтому я остался здесь в гордом одиночестве.
Его брови сходятся на переносице, когда он, наконец, смотрит мне в глаза.
— Что случилось? Ты выглядишь… Обеспокоенной.
Я колеблюсь, прежде чем ответить ему.
— Мы одни? — спрашиваю я, гадая, видит ли он, как я нервничаю в данный момент.
— Да, а что? — отвечает он, и я вижу, насколько его озадачил мой вопрос.
— Мне просто интересно. — говорю я, пожимая плечами.
— Энтони ушел, папа поручил ему какое-то срочное дело, так что остались только я и ты, — поясняет он.
— Не хочешь спарринг? — резко предлагаю я, и мой вопрос удивляет даже меня.
— Прямо сейчас? — спрашивает он недоверчиво, затем прыскает со смеху. — Почему ты хочешь это сделать?
— Потому что во мне слишком много энергии сейчас, и мне нужно куда-то ее выплеснуть, — твердо отвечаю я, не давая ему возможности спорить со мной. Если Винсент действительно тот, кто хочет мой смерти, то я бы хотела, что бы он перестал быть трусом, и покусился наконец на мою жизнь. — Так ты согласен или нет?
— Хорошо, — неохотно соглашается он, его глаза полны подозрения. — Сама планируешь свои похороны.
Выбор слов потрясает меня, и я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я так хорошо знаю своего брата и то, на что он способен. Воздух между нами буквально трещит от напряжения, пока мы направляемся в домашний спортзал. Когда мы ступаем на мягкий пол, Винсент осматривает на меня с ног до головы.
— Амелия, что происходит? — требовательно спрашивает он, и я слышу разочарование в его голосе. — Я вижу, ты что-то от меня скрываешь.
— Не понимаю о чем ты, — говорю я, изо всех сил стараясь, что бы мой голос звучал непринужденно.
— Я знаю тебя, — усмехается он.
— О, ты так в этом уверен? — спрашиваю я. — Может быть, мы в действительности совсем не знаем друг друга, — шиплю я и сжимаю кулаки, готовясь защищаться.
— Что с тобой происходит? — раздраженным тоном спрашивает Винсент.
Я смотрю ему прямо в глаза.
— Иногда люди, о которых ты думаешь, что знаешь все, на самом деле, больше всех скрывают.
— Например? — спрашивает он и я вижу, что его терпение на исходе. — Господи, ты как будто говоришь какими-то шифрами. Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Например… Наша мать, — шепчу я.
— Изабелла? — Глаза Винсента расширяются, и на мгновение я вижу плещущийся в них страх. — Причем тут она?
— Может быть, она не та, кем мы ее считали, — говорю я, едва выговаривая слова. — Может быть, никто не тот, кем кажется.
Винсент некоторое время не моргая смотрит на меня.
— Ты знаешь? — его голос звучит едва громче шепота.
Атмосфера в комнате становится невыносимо тяжелой. Этот единственный вопрос разрушает все, и так небольшие, остатки моего самоконтроля.
— Что? Ты хочешь сказать, что знал, что Изабелла не наша мать?! — ору на него я, а мое сердце колотится, как сумасшедшее. Предательство и боль смешиваются вместе, в мгновение ока окутывая меня неконтролируемой яростью.