— Где они нас ждут? — спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие.
— У черного входа, — отвечает он, изучая текстовое сообщение.
Когда мы приближаемся к складу, по моей спине пробегает холодок. Тьма удушающая, ее нарушает лишь слабый лунный свет, просачивающийся сквозь рассеянные облака наверху. Вокруг царит жуткая тишина, и каждый шаг зловещим эхом отдается вокруг нас.
— Держись рядом со мной, — шепчет Николай, его рука инстинктивно тянется к пистолету под курткой. Мое оружие кажется тяжелым, постоянное напоминание о том, что это происходит реально и на кону стоят жизни.
В такие моменты я сомневаюсь во всем, что привело меня сюда: в своем выборе, верности и здравомыслии. Но в глубине души я знаю, что делаю это ради Алекса и мизерного шанса на будущее, в котором мы оба сможем избежать извращенного наследия наших семей.
Мы доходим до черного входа и останавливаемся, чтобы осмотреть окрестности. Насколько я могу судить, вокруг никого нет. Но я знаю, что все может измениться в мгновение ока.
— Готова? — спрашивает Николай, не сводя глаз с двери.
— Давай сделаем это, — отвечаю я.
И с этими словами мы вступаем во тьму, готовые вместе встретиться с неизвестным.
Тусклый свет отбрасывает жуткие тени на склад, и я вижу, как глаза Николая сканируют каждый угол, оценивая нашу ситуацию. Я чувствую напряжение, исходящее от него, и мое сердце колотится в предвкушении того, что мы можем увидеть.
Мои глаза привыкают к темноте, осматривая обширное пространство, заполненное штабелями коробок, надвигающиеся тени и слабым звуком гудков, доносящимся сквозь тишину.
— Держись рядом, — шепчет Николай, крепко сжимая мою руку, пока мы идем по лабиринту.
В центре комнаты мы видим импровизированное ограждение из четырех пластиковых стен, полупрозрачная поверхность которых раскрывает лишь неясные формы и фигуры внутри. Характерные сигналы медицинского оборудования становятся все громче, сопровождаясь ровным гулом машин.
— Здесь что-то не так, — шепчу я, мои чувства находятся в состоянии повышенной готовности. Николай кивает, сжав челюсти и сузив глаза, оценивая ситуацию.
Вокруг ограждения несколько охранников стоят наготове, их лица невозмутимы, а оружие наготове. Однако никто из них не движется к нам и даже не замечает нашего присутствия.
— Амелия, — говорит Николай низким и настойчивым голосом. — Что бы ни случилось, оставайся позади меня. Поняла?
Я киваю, моя решимость перевешивает страх, грозящий поглотить меня.
— Оставьте оружие моим людям и входите, пожалуйста, — зовет голос из-за пластиковых стен, ровный, но нервирующий.
Николай хмурится и шепчет:
— Я не узнаю этот голос.
Крупные мужчины, стоящие у входа в комнату, обыскивают нас с Николаем, отбирают все оружие, а затем отходят в сторону и позволяют нам войти.
Мое сердце колотится, когда мы преодолеваем пластиковый барьер и входим в импровизированный медицинский кабинет — стерильный запах антисептика бьет мне в нос, в то время как над головой мерцают резкие флуоресцентные лампы. В центре на больничной койке лежит мужчина, подключенный к мониторам и аппаратам. Ритмичный писк его жизненных показателей наполняет воздух.
— Отец Алексея, — шепчет Николай, его глаза расширились от шока и растерянности. Я смотрю на него, но мой взгляд быстро переключается на другую фигуру в комнате.
Привязанный к стулу рядом с кроватью, Алекс сидит с заклеенными скотчем губами. Его глаза дикие, умоляющие и яростные одновременно. Синяки и запекшаяся кровь портят его красивое лицо, и мой желудок сжимается от страха и ярости.
— Алекс, — задыхаюсь я, сдерживая слезы. Он борется с невозможностью что-то сказать, отчаяние пронизывает каждую линию его тела.
— Ах, Амелия, — снова говорит незнакомый голос, привлекая наше внимание к его источнику. В стороне стоит мужчина, наблюдая за нами с хищной ухмылкой. Его лицо представляет собой гротескное лоскутное одеяло из шрамов от ожогов, как будто он был сшит из раздробленных фрагментов самого себя.
— Кто ты? — говорю я, и мой голос дрожит, несмотря на мою самую смелую попытку поверить в себя.
— Терпение, — упрекает он, на его губах играет извращенная улыбка. — Всему свое время.
— Отпусти Алекса, — говорю я, не в силах сдержать отчаяние в голосе.
— Ах, но это же не весело? — от смеха этого мужчины в моих венах стынет кровь. — Нет, моя дорогая. Сначала тебе придется сыграть в игру.