- Не было, но - начал бормотать Абрахам - до меня дошли сведения, что вы проводите не совсем корректные исследования и ваши больные подвергаются, скажем, так, пыткам.
При этих словах лицо Бон Жозе снова скривилось, он ненавидел, когда его работу измеряют такими дешевыми мерзкими словами. Ему так и хотелось сказать, что без боли не было изобретено ни одного лекарства, и что мерзкий священник и так отнял у него слишком много времени своей пустой болтовнёй.
- Мне конечно очень неприятно, то, что вы сейчас сказали. Особенно как я думаю без должного основания. Кто вам это сказал? Отец Абрахам? Вам исповедалась какая-нибудь из моих медсестер? В этом случае я готов разговаривать на эту тему.
- Не важно, я просто хочу посмотреть на Джеки.
- Я покажу вам её, но надеюсь, вы больше не будете меня отрывать по этим пустякам, я же не прихожу к вам посреди вашей мессы или молитвы и не говорю, что вам срочно нужно показать мне третью страницу библии. Питер, выведи на экран. Джекки.
На мониторе возле стола, сразу всплыло изображение Джеки мирно лежащей под капельницей в своей палате. Жозе развернул экран. Отец Абрахам одел очки и внимательно посмотрел на девушку. Затем он, не снимая очков, спросил - а можно подобрать ей рукава?
- Знаете святой отец - Бон Жозе встал со стула и подошёл к нему, и опустив руки ему на плечи - если вы хотите посмотреть на её руки, отдать деньги, или больше того, поделиться нашим общением с кем-то ещё скажите мне об этом сразу, я не люблю интриг. Я провожу тяжелый курс лечения святой отец, вы доверились мне, так позвольте продолжать работать.
Отец Абрахам мелко вздрогнул под нажимом его рук. Затем несколько обмяк и тихо выдохнул.
- Я вам доверяю. И вправду, зачем тревожить бедную женщину.
- Вот и прекрасно святой отец, а чтобы вы не зря приходили, я добавлю ровно половину к этому пожертвованию. Я уверен, вы найдете, как потратить эти деньги.
Когда святой отец ушел. Бон Жозе подошёл к большому круглому окну. Из него открывался прекрасный вид на дорогу, по которой уезжал святой отец. Наблюдая за потрепанным Фордом, он размышлял, с чего это отцу пришло в голову, приехать к нему и узнавать по поводу своей прихожанки. Ведь у неё не было родственников, разве что муж, который бросил её вместе с ребенком и пропал неизвестно где. Семья алкаша, семя алкаша, ребенок алкаша, замкнутый круг инвалидов.
Так что же его за беспокоило, понятно, что не мысль о том, что над этой женщиной может проводиться болезненная работа, это и так понятно, нет, скорее всего, кто-то из его окружения дал понять, что в курсе его работ и может в случае чего поднажать на священника, проявить его участие. Вот тут-то святой отец и обеспокоился, прибежав к нему клянчить денег и защиты, только вот постеснялся сказать об этом вслух, всячески намекая. Что ж слова услышаны.
Бон Жозе набрал на телефоне Питера Маккуина.
- Питер мальчик мой, проверь, пожалуйста, паству нашего священника, мне надо узнать, кто мог ему исповедаться в подозрениях о нашей работе.
- Лишь узнать сэр?
- Да, пока только это.
- Хорошо сэр.
Бон Жозе положил трубку, Питер был хороший служащий, схватывал на лету, язык держал за зубами, правда, был гомосексуалистом, но кто не без греха. В любом случае пожаловаться на него было плохим делом, ведь даже все самоубийства, выполненные им, ни разу не подвергались сомнениям. Пусть даже в этом помогал шеф полиции.
Бон Жозе вернулся к горизонту, чистый красивый, ровный и необходимый, как и его идеи. Ведь что он видел здесь до своего прихода. Люди, застывшие в своей цикличности, дом, семья работа и так вся жизнь. Ничего отличного от друг друга. Они приходили домой, шли в паб, пили, шли домой, вся их жизнь умещалась в одном предложении. Их женщины как дойные коровы мечтали лишь о размножении, мужчины, заклейменные их решением размножаться мучились, весь этот скот тонул в собственном дерьме, пока не пришел он и не стал осуществлять свою мечту.