Уильям не без некоторой нервности вглядывается в женскую клиентуру «Камелька». Женщин здесь много, но все они, похоже, заняты; возможно, и Конфетка — одна из них: червячок, доставшийся ранней пташке. (Или все обстоит как раз наоборот?) Он оглядывает их вторично, стараясь оценить сквозь пелену табачного дыма и иные помехи, телосложение каждой. Нет, ни одно из увиденных им тел, не подходит под описание Конфетки, даже, если принять в соображение, что «Новый жуир» мог слегка и приврать.
Уильям предпочитает верить, что Конфетка сюда еще не пришла. И хорошо: уши у него уже не горят, а ко времени, когда ему приспеет пора произвести на девушку хорошее впечатление, они (с Божьего соизволения) успеют и побледнеть. Он отпивает пива, которое настолько приходится ему по вкусу, что Уильям выливает его в горло и сразу заказывает второй стакан. У официантки красивое тело, хочется верить, что и у Конфетки, когда он разденет ее, оно окажется хотя бы вполовину таким же приятным.
— Спасибо, спасибо, — он подмигивает, однако официантка уже отходит, чтобы обслужить кого-то еще. Cosi fan tutty,[21] а? Уильям откидывается на спинку стула, вслушиваясь в слова следующей запетой тенором песни.
«Фазанов когда-нибудь буду я есть, Пить вино из прекрасного сада, И глодать поросёнка с фруктом во рту И с шампуром, торчащим из зада».Завсегдатаи «Камелька» довольно пофыркивают — это одна из их любимых смачных песенок, ноты которых продают торговцы Семи Углов.
«И пудинг будет такой, что лакеям Нести не достанет сил. А пока я пью портер и ем пирожки… Мой корабль ещё не приплыл.
Да, корабль ещё не приплыл,— подхватывают завсегдатаи, —
Он опаздывает пока. Мой корабль ещё не приплыл, Но прибудет наверняка. Когда б он приплыл, я б, признаться, не скрыл От людей своего смешка. Но корабль ещё, но корабль ещё, Мой корабль ещё не приплыл!»Уильям усмехается. Не плохо, совсем не плохо! Почему он никогда раньше не слышал о «Камельке»? Интересно, знаком ли он Бодли и Эшвеллу? Если нет, как он его им опишет?
Что ж… «Камелек», разумеется, стоит несколькими ступеньками ниже заведения высшего класса, — намного ниже. И все-таки, он гораздо лучше кой-каких жалких дыр, в которые его затаскивали Бодли с Эшвеллом. («Вот оно, то местечко, Билл, я почти уверен!». «Почти}». «Ну, для полной уверенности мне придется лечь на пол и оглядеть потолок».) В «Камельке» же ничего слишком вульгарного не замечается: никаких тебе оловянных кружек, все сплошь хорошее стекло, да и пиво здесь легкое, пенистое. Полы не деревянные, плиточные, поддельный мрамор отсутствует. И самое главное, он, в отличие от прибежищ простонародья, работает не круглые сутки, но скромно закрывается в полночь. Что более чем устраивает Уильяма: не придется слишком долго дожидаться его желанной Золушки.
«Жена моя Милли заменит имя И назовётся Октавией. И мы, пусть нескоро, заживём без раздора В славном домике где-то в Белгравии. Мы станцуем, споём, мы друзей созовём, Будет каждый из них мне мил. А пока мы вдвоём в развалюхе живём. Мой корабль ещё не приплыл».Тут надлежит вступить хору, и завсегдатаи вступают — с немалым чувством. Уильям же, не желая привлекать к себе внимание, просто мычит.
(Ах, разве не пел он прежде похабных песен баритоном, более громким и сочным, чем… Впрочем, простите, это вы уже слышали…).
Когда песня заканчивается, Уильям аплодирует вместе со всеми. Состав клиентов заведения то и дело меняется, одни встают, чтобы уйти, другие только-только входят. Склонившись над пивным стаканом, Уильям старается не упустить из виду ни одной юбки, надеясь первым углядеть девушку с «карими, редкостной проникновенности очами». И тут выясняется, что он недооценивает проникновенность собственных очей, ибо едва его взгляд коротко задерживается на троице лишенных кавалеров молодых женщин, как они, все три, поднимаются на ноги.
Он пытается отвести глаза, но поздно: женщины уже надвигаются на него фалангой из тафты и кружев. Они улыбаются — демонстрируя некоторый преизбыток зубов. Собственно, в них избыточно все: слишком много волос выбивается из-под слишком вычурных шляпок, слишком много пудры на щеках, слишком много бантов на платьях да и вокруг розовых ручек, коими они держатся друг за дружку, закручиваются чрезмерно свободные сизые манжеты.
— Добрый вечер, сэр, вы позволите нам присесть?
Отказать им, как он отказал продавцу нот, Уильям не может: не позволяют законы учтивости — или законы анатомии. Он улыбается, кивает, переносит новую шляпу себе на колени — из опасения, что на нее сядут. Одна из девиц тут же занимает освободившийся стул, двум другим приходится стесниться на том, что остался свободным.