Антрагэ сорвался с места, не тронув и пальцем шпагу, оставшуюся в ножнах. Два шага, отделявшие его от де Фуа он буквально пролетел, казалось, ноги его не касаются земли. Вторым прыжком Антрагэ заскочил на спину коня де Фуа, присевшего на задние ноги, но выдержавшего. Скакун у предавшего барона телохранителя был отменный, как и все в конюшнях Мондави. Левой рукой Антрагэ выдернул кинжал из ножен на поясе опешившего настолько, что не успел и пальцем шевельнуть де Фуа, и вонзил клинок ему в грудь, а после в живот. Де Фуа скорчился от боли, и Антрагэ толчком выкинул его из седла, благо наездником фианец был хорошим и стремена под каблук не загнал.
Егерь с арбалетом оказался проворнее де Фуа, однако пока бывший телохранитель и Антрагэ сидели на коне вместе, стрелять не рискнул. Ни перезарядить оружие, ни выдернуть из ольстры пистолет он бы потом не успел. Это и решило его судьбу — когда де Фуа вывалился из седла, Антрагэ уже держал в руке кинжал, который перехватил за окровавленный клинок. Сталь мелькнула тусклой рыбкой и вонзилась в горло егеря — тот откинулся назад. Нажать на скобу арбалета он успел, но стрела ушла в небо.
Антрагэ выхватил из ольстры, которую де Фуа предусмотрительно держал расстёгнутой, пистолет. Быстро взвёл курок и направил оружие на Мондави. С последних слов Мондави до этого момента прошло не больше полудюжины ударов сердца.
Де Фуа скорчился у ног коня, содрогаясь в последних конвульсиях агонии, егерь вывалился из седла, собаки рычали, чуя кровь, и рвались со сворки, однако слуги держали их крепко.
— Сейчас мы с вами, герцог, медленно, шагом, поедем в лес, — спокойно и рассудительно, будто разговаривал с животным или малолетним ребёнком, произнёс Антрагэ, — найдём там подходящую поляну, чтобы решить все наши дела. Думаю, вы знаете о такой, но выберу я, когда мы достаточно удалимся от поместья.
Он обернулся к егерям, державшим нервничавших от запаха крови всё сильнее собак. Пистолет при этом всё так же смотрел на Мондави, а рука Антрагэ не дрогнула.
— Я уверен, что ваши псы отлично ходят по следу, но если мне хотя бы почудится собачий лай или привидится тень собаки, пулю получит ваш хозяин.
Он снова повернулся к герцогу и тронул конские бока каблуками, пуская того шагом. Мондави, понимая, что сейчас его жизнь зависит от пальца Антрагэ, замершего на спусковом крючке пистолета, поехал следом. Проверять, выстрелит ли барон в него, не послушайся он, герцог не стал. Конечно, убей Антрагэ Мондави прямо сейчас, и его самого ждала бы смерть, вот только герцог не был уверен, что тот не готов к такому повороту событий. Он решил не проверять, насколько безумен Антрагэ.
Он проехали какое-то расстояние шагом, углубившись в лес. Затем Антрагэ повернул коня, направив того к неглубокой речке. По руслу её оба коня могли легко идти рядом. Пистолет барон держал на сгибе локтя левой руки — ствол оружия всё время угрожающе смотрел на Мондави.
— У вас потрясающая реакция, — устав от молчания, первым заговорил Мондави. — Вы невероятно быстро сориентировались…
— Бросьте, — усмехнулся Антрагэ, — я знал, для чего вы притащили меня сюда. Думаете, ваши охоты на людей могут остаться в тайне? Я ведь идеальная дичь в некотором роде, а вам, наверное, надоело загонять крестьян и провинившихся слуг.
— О да, — голос Мондави снова стал почти похож на голос живого человека, — такого зверя мне никогда не удавалось поднять. Однако откуда вам стало известно о моих охотах? Слуги идеально вышколены и отлично знают, что их ждёт, если они распустят язык, гостей я на охоту не брал никогда, ну и дичь, — он развёл руками, — я всегда настигал её.
— А после вы скармливали трупы псам, а кости отдавали на украшение и поделки вроде тех фигурок на каминной полке. Уверен, у вас всё же где-то есть комната с трофеями — черепами затравленных вами людей, а может, вы предпочитаете вырезать из костей флейты?
— Если так интересно, те фигурки на каминной полке — моя работа. Я вырезал их из позвонков убитых.
— Отвратительная сентиментальность, — едва удержался от того, чтобы сплюнуть под копыта коня Антрагэ. — Вы были мне неприятны, когда мы встречались при дворе в Эпинале, и после, уже в Аземейнше и Водачче. Однако теперь вы мне просто отвратительны.
— И чем же, позвольте поинтересоваться, я хуже вас или любого другого человека?
— Вы — убийца, я понял это, когда увидел-таки ваши глаза, тогда в ресторации. Вы никогда не смотрите собеседнику в глаза, потому что боитесь, что кто-то увидит в них правду, которую вы прячете за ровным тоном разговора и сдержано-холодными манерами.