Эшли ради любопытства взял один из мушкетов, подивившись его небольшому весу. Даже лучшие охотничьи ружья, какие делали для королей, бывали тяжелее и не столь удобны. Рисколом мог похвастаться, что за свою карьеру держал в руках пару таких мушкетов. Ему даже не захотелось возвращать оружие Кастельяносу, который сам выбирал, кому из солдат достанутся эти мушкеты.
Кроме удивительных мушкетов, кое у кого из бывших сержантов, да и у самого Эшли тоже были пистолеты. Они не могли сравниться в дальности стрельбы с мушкетами, однако если в долине отряд ждёт засада, то стрелять придётся практически в упор. Так что важнее будет плотность первого залпа, после которого в ход всё равно пойдут клинки.
Холодным, несмотря на близкое лето, утром Эшли и Кастельянос устроили отряду небольшой строевой смотр. Бывшие солдаты легко выстроились в шеренгу и держались браво, хотя невооружённым взглядом видно было, как они продрогли. Никто не ел этим утром — все знали, что такое рана в живот при полном желудке. Эшли видел, что кое-кто ранним утром, ещё до того как все встали, уходит в кусты, чтобы не только помочиться, но и сунуть в рот два пальца, очистив желудок и давая себе пускай и весьма призрачные шансы пережить удар в живот.
— Там дальше, примерно через полчаса ходу, — сообщил всем Кастельянос, — нас могут ждать зеленокожие. И скорее всего, ждут. Они пережили голодную зиму, и мы для них отличный ужин. Они смогут накормить нами своих жён и детей. Так что, если не хотите встречать следующий рассвет в котле, порубленными на куски, деритесь, словно демоны Долины мук.
Он не умел произносить длинных речей, зажигать солдат, как иные полководцы, которых буквально боготворили. Однако он говорил просто и доносил до гидальго правду — деритесь или умрите, убивайте или вас сожрут дикари-нелюди. Третьего не дано.
Отряд двинулся по тропе вслед за проводниками. Сарки, кроме мушкетов, вытащили из тюков, привязанных к спинам мулов, длинные мечи и секиры, облачились в воронёные кольчуги, разве что шлемы на головы не надели. Гидальго в основном ограничились крепкими нагрудниками из воловьей кожи, надетыми прямо поверх подбитых дублетов.
На спуске в заросшее деревьями урочище отряд остановился. Все понимали, что именно здесь их будет ждать засада. Эшли успел несколько раз заметить вражеских разведчиков — те были неосторожны и выдали себя. Ни разу рисколом не видел врагов отчётливо, однако всякий раз замечал мелькнувшую массивную, угловатую фигуру. Он знал, что разведчики обычно мельче среднего представителя расы зеленокожих варваров, которые растут всю жизнь.
Если раньше гидальго шли собранные, готовые к бою, то теперь они точно знали — через считанные удары сердца их ждёт схватка с врагом. И врагом таким, пощады в бою с которым не будет. Лучше умереть от вражеского клинка, нежели живым попасть к зеленокожим на обед.
Отряд спускался по длинной, кривой, будто пьяными козлами протоптанной тропе, и вскоре оказался в урочище. Солдаты шли среди деревьев, ожидая нападения на каждом шагу. Вокруг царила удивительно мирная атмосфера просыпающейся природы. Начинали петь и перекликаться друг с другом птицы, деревья расцветали, их ветки были покрыты свежей ярко-зелёной листвой. И люди, грязные, оборванные после долгой дороги через суровые горы, казались совсем неуместными здесь, среди дикой природы, поющей гимны жизни и скорому лету.
А потом пение птиц прервалось, звери перестали шуметь среди деревьев, словно испугавшись того, что сейчас начнётся. Во внезапно повисшей тишине, совсем не свойственной полному жизни урочищу, раздался оглушительный боевой клич на давно уже не известном ни одному человеку языке. Однако всякий, кто слышал его, понимал, что значат эти звуки — они сулили кровь, боль и смерть.