Кареты медленно катили по улицам Водачче, запруженным толпами людей. Кучерам не раз приходилось пускать в дело длинные кнуты, чтобы разгонять слишком уж неуступчивых обывателей, не желавших уступать дорогу. Однако к собору они успели вовремя.
Оставив экипажи перед сдерживающей толпу линией стражей, титулованные особы вместе с сопровождающими их слугами, лакеями и пажами направились к офицеру, который пытался руководить тем безумием, что творилось на площади. Или, по крайней мере, делал вид, что пытается. Их, конечно же, сразу пропустили за кольцо оцепления, выставленное некоторое время назад вокруг площади, и они спокойно шагали по живому коридору, ограниченному стражниками, к открытым дверям собора.
Услышав за спиной перестук лошадиных копыт и сразу поняв, что едут верховые, граф де Кревкёр обернулся и увидел, что на площадь въезжают рыцари Веры. Уж им-то, конечно, честь не позволит кататься в карете, и правила вежливости на них не распространяются. Граф даже слегка позавидовал закованным в доспехи воинам, открыто носящим тяжёлые мечи, пускай и знал, что те сейчас отчаянно потеют под бронёй. День выдался жарким, и солнце в этот предполуденный час пекло особенно сильно.
Джованни Вилланова терпеть не мог доспехи — они были слишком тяжёлыми, с непривычки натирали абсолютно во всех местах, и к тому же он через десяток ударов сердца пропитался едким потом так, что самому в нос шибало. Привыкший тщательно следить за собой, опальный торговый князь никогда не опускался до такого, пока не нацепил броню рыцарей Веры, чтобы въехать в Водачче. Но тот день был куда менее жаркий, и в город они прибыли ранним утром, когда солнце ещё не набрало всей силы. Теперь же, в полдень, Вилланове оставалось только молиться, чтобы он не перегрелся в своих раскалённых доспехах и не рухнул с коня прежде, чем они доберутся до соборной площади.
Не любил Вилланова и лошадей. Городской житель, он чаще пользовался закрытым паланкином, когда передвигался по Водачче в прежние, куда более счастливые для него времена. Четверо носильщиков тогда были его телохранителями, а вовсе не невольниками, как думали многие, благодаря распространяемым самим Виллановой слухам, и не раз спасали ему жизнь во время покушений. Конечно, торговый князь, как всякий благородный человек, умел ездить верхом и за последний год сильно подтянул этот навык — ему довольно много времени пришлось провести в седле, скрываясь от преследования нынешних властей Водачче. И это не прибавило ему любви к лошадям.
Однако он был вынужден трястись сегодня в самый жаркий час на конской спине, изнывая в стальных доспехах. Ко всему прочему вместо привычной шпаги или рапиры он вынужден был вооружиться архаичным длинным мечом, каким даже рыцари Веры, застрявшие в прошлом столетии. Как и броня мечи были данью традиции, ведь обычно рыцари Веры предпочитали им более современные шпаги. Однако для визита в кафедральный собор приор велел всем быть при полном параде. Не удалось взять с собой даже одного пистолета — приор да Коста в этом вопросе был неумолим. Он готов выдать не рыцарю доспехи, однако осквернять их ношение ещё и спрятанным огнестрельным оружием запретил.
Наконец они добрались до соборной площади и спешились, передав следовавшим за ними слугам лошадей. Усталый офицер, командующий стражами, без лишних слов пропустил рыцарей Веры. Они шагали за пышно одетыми аристократами из Адранды по живому коридору, проложенному стражей через толпу, заполонившую площадь. Отчего-то они не понравились Вилланове — с чего бы вообще адрандцам появляться здесь? Слишком уж далеко от их границ находится Водачче, да и не входит вроде бы город в сферу интересов королевства Антуана VIII, по крайней мере, Вилланова не знал об этом, хотя постоянно интересовался всем, что так или иначе касается Водачче, особенно после бегства из родного города.
С приором и остальными рыцарями Вилланова не обменялся и словом. Его как чужака, по мнению паладинов носящего доспехи и плащ незаконно, просто игнорировали. Общался с ним только да Коста, да и то сугубо по делу, не давая себе труда скрывать презрительное отношение к опальному торговому князю. Остальные же только что не плевались при виде него. Но к такому отношению Вилланова давно привык — с его-то заслуженной и заодно раздутой, частично благодаря его же усилиям репутацией.