Когда гости, шагавшие перед рыцарями, поднялись на лестницу, ведущую к воротам собора, где их приветствовал сам епископ Водачче, протянув каждому перстень для лобызания, Вилланова обратил внимание, что один из гостей одет по последней салентинской моде, но стоило ему на миг повернуть голову, и Вилланова сразу узнал его. Не узнать одного из торговых князей, даже обычно весьма незаметного, каким и был Альдиче Мондави, он просто не мог. Похоже, игра в Водачче сегодня затевается очень серьёзная, и валендийцы, на которых сделал ставку Вилланова, в ней не единственные участники.
Сначала Вилланова хотел предупредить насчёт Мондави шагавшего рядом да Косту, но одного взгляда на надменное лицо приора рыцарей Веры хватило опальному торговому князю, чтобы отказаться от этой идеи. Это была не мелкая месть, просто Вилланова отлично понимал — да Коста не воспримет его слова всерьёз или же не придаст им никакого значения.
Тем интереснее будет сегодня игра. Вилланова с трудом удержался от ухмылки, совершенно не подобающей рыцарю Веры.
Легион следовал на почтительном расстоянии за графом де Кревкёром. Он играл роль всего лишь неприметного секретаря, несущего никому не нужные — разве что в качестве повода к визиту — бумаги, а потому не удостоился лобызания епископского перстня. Сказать по чести, он опасался приближаться к кафедральному собору, даже несмотря на то, что проделал прошлой ночью. Сейчас, когда он шагал по живому коридору к впечатляющих размеров фигуре епископа, Легион ощущал давление многих святынь, хранящихся в соборе, куда сильнее, нежели ночной порой — всё же день был для людей и Господа, и само солнце, тем более находящееся в зените, наполняло святыни силой.
В прежние времена Легион не смог бы приблизиться к священнослужителю такого ранга, как епископ. Они были полны Истинной Веры и повергали демонов одним своим видом. Им достаточно было начать читать Символ Веры, чтобы существа из Долины мук валились наземь, сотрясаясь в кошмарных корчах, и проваливались туда, откуда выбрались благодаря усилиям смертных. Иные же клирики вполне могли не просто изгнать демона, но полностью уничтожить всю его суть, так что в Долину мук было попросту нечему возвращаться. Вот только приветствующий входящих в храм и протягивающий им перстень для лобызания необъятных размеров толстяк, на чьём лице были ясно начертаны все его многочисленные пороки, не обладал и столь малой толикой Веры, которая могла бы причинить вред самому мелкому бесу. Он погряз в мирских дрязгах и собственных грехах, позабыв о Господе.
Легион лишь слегка поморщился, когда служки, стоящие за спиной епископа, обдали его дымом из кадильницы и обрызгали святой водой. Он успел незаметно закрыться, так что большая часть широкого веера брызг попала на его костюм, и лишь пара на кожу, заставив её потемнеть. Видимо, в юных служках Веры было побольше, чем в толстом епископе.
Легион переступил порог кафедрального собора вслед за графом де Кревкёром. Они прошли несколько шагов, и Легиону стоило известных усилий не оглядываться по сторонам. Несмотря на свою верность Слову и Делу, несмотря на то, что он сам не так давно, стоя в главе целой армии фанатиков, принявших веру в Хаос, буквально с землёй сровнял несколько соборов в городах Виисты, он всё же любил эти сооружения. Они представлялись ему архитектурным чудом, быть может, единственным из всего, что творила Церковь, что не стоит уничтожать на корню. Легион любил фрески, мозаики и витражи, — все эти произведения искусства, пускай они и были посвящены Господу, и изображали святых, а одним из самых популярных сюжетов было посрамление Баала или побиение разнообразных демонов. Эти сюжеты скорее смешили Легиона, нежели вызывали отвращение, как у многих его коллег по чёрному залу, куда никогда не попадает ни единый лучик солнца. Лишь краем глаза Легион ловил красочные картины, которыми были расписаны стены и потолок собора, стараясь запечатлеть их в памяти как можно прочнее. И только один раз решился-таки покрутить головой, чтобы размять затекшую шею и заодно поглядеть на большой витраж, который он видел ночью, но не смог оценить его красоту в кромешной тьме. На витраже искусно изображённый Катберт-Молот — первый из святых — и равный ему Утер Светоносный сокрушали орды демонов. За спинами двух святых воителей были видны закованные в сверкающие доспехи рыцари и паладины с одинаково суровыми лицами.