Хотя, быть может, переживал Ваороне вовсе не из-за него. Ведь сегодня исполнялся ровно год, как он стал дожем Водачче, подписал Салентинскую унию, и именно сегодня он должен расплатиться со своими высокими покровителями. Ваороне поступил весьма умно, не став делать этого сразу, придерживая запрошенную ими плату целый год. Дож сумел упрочить своё влияние в городе, подавил, опять же не без помощи всё тех же покровителей, последнюю оппозицию своей власти. Однако теперь пришёл час платить по счетам, и Ваороне вполне разумно опасался за свою участь. Ведь передав представителю своих покровителей то, чего они желают больше всего, он перестанет быть им интересен. Не захотят ли они убрать Ваороне, чтобы посадить на место дожа Водачче более лояльного им человека? Ваороне ещё не раз придётся доказывать свою полезность, и он это отлично понимал.
Вилланова усмехнулся про себя, оставив на лице приличествующую моменту мину. Ничего и никому Ваороне уже доказывать не сможет. Уж об этом-то позаботится сам Вилланова.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, опальный торговый князь посмотрел на резную шкатулку слоновой кости, стоявшую на особом постаменте рядом с алтарём. На неё то и дело бросал полные тревоги взгляды Ваороне. Ведь в шкатулке хранилась та самая плата, которую он задолжал своим покровителям в Ферраре — легендарная реликвия Водачче. Не один Отец Церкви мечтал прибрать её к рукам, и по всей видимости, благодаря Ваороне, это удастся Симону VIII. Недаром же его ещё в бытность кардиналом прозвали Хитрым коибрийцем — своё прозвище нынешний Отец Церкви полностью оправдывал.
Поднявшийся на кафедру за алтарём тучный епископ призвал всех к молитве и принялся нараспев декламировать Credo хорошо поставленным баритоном. Все в соборе вслед за ним повторяли слова молитвы, и Вилланова не был исключением. Конечно, ему не хватало фанатизма, который звучал в голосах других рыцарей Веры и особенно их приора, однако вряд ли это кто-нибудь заметил.
В это время в соборе молились все. Молился на хорах Эшли де Соуза, стараясь отринуть не вовремя захлестнувшие его воспоминания. Молились барон Антрагэ, граф де Кревкёр и торговый князь Альдиче Мондави, набираясь сил душевных перед тем, как начнётся… То, что начнётся. О том, что последует в самом скором времени, ни один из них старался не думать. Молился неистовый приор рыцарей Веры, у кого, как всегда, каждое святое слово отдавалось в душе. Он понимал, что может осквернить собор тем, что свершит в скором времени, и просил у Господа сил для этого. Молился и Джованни Вилланова — молился истово, почти как стоявшие рядом с ним рыцари Веры. Никогда прежде он не полагался на Господа, рассчитывая только на собственные силы, однако сегодня ему нужна была любая помощь, и он обратил своё сердце и душу к Господу, чего не делал никогда прежде.
И только Легион, единственный во всём соборе, лишь механически повторял слова, пропуская их мимо себя. Он знал, что несмотря на то, что он сделал в полночь, труднее всего ему придётся именно теперь. Вера сотен людей в соборе и тысяч на площади перед ним захлёстывала его подобно невероятной волне. Особенно сейчас, когда все эти люди молились вместе с епископом. Как бы ни слаба была их вера, она била по Легиону, заставляя прилагать все силы, чтобы не скорчиться от боли, пронизывающей всё его существо. Он побледнел, по лицу его градом катился пот, однако ничего удивительного в этом не было. В соборе находилось больше сотни человек, стояла духота и жара, так что даже при самом пристальном внимании к его персоне никто бы ничего не заподозрил. Но вот святые слова, сами по себе причиняющие боль Легиону, смолкли, и в соборе установилась удивительная, звенящая тишина.
Как будто намеренно подгадав окончание молитвы к полудню, епископ замолчал, и уже через удар сердца пробили часы на соборной башне. Двенадцать ударов их раздались в абсолютной тишине, повисшей и в самом соборе, и на площади вокруг него. Люди словно затаили дыхание, боясь нарушить святость момента. С двенадцатым же ударом часов Чезаре ди Ваороне шагнул к епископу, почтительно протягивая ему шкатулку из слоновой кости.
— Примите этот дар, — он удержался от слова «скромный». — От всей души его преподносит Святой Церкви народ Водачче.
Епископ благодарно улыбнулся ему в ответ и взял шкатулку. Легион при этом едва удержался от того, чтобы сглотнуть — так велико было напряжение. Он должен убедиться в том, что легендарная реликвия Водачче — это именно то, что за чем он приехал сюда. Епископ поднял шкатулку для всеобщего обозрения, демонстрируя её всем собравшимся в соборе, а после театральным жестом открыл крышку и извлёк реликвию Водачче.