Позади за стеной во дворе госпиталя раздались тяжёлые шаги. Загородив солнце массивной, уже начинающей полнеть, фигурой, рядом с Александром на коробившееся вылезшими пучками корда колесо присел сотник Хомутский. Привычным движением пригладил длинные свисающие и выгоревшие до белизны усы, знакомо витиевато ругнулся сквозь зубы, что означало приветствие. Он достал не первой свежести платок, вытер от пота круглую, словно шар, и загоревшую до черноты голову. Затем медленно, словно сокровище, достал кисет и осторожно, стараясь не просыпать, свернул из высушенных листьев цигарку. Сотник несколько минут жадно затягивался едким табачным дымом и, лишь докурив, обратился к младшему уряднику:
– Вернулся ещё один патруль от вашего поста. – Он зло сплюнул. – Не нашли они тело Вовки, только винтовку, осколками побитую, и следы волочения тела до берега.
Сашка аж подскочил с места и тут же, застонав, опустился вновь назад, схватившись за грохнувшую словно колокол набатом боли голову. Процедил сквозь зубы:
– Думаете, османы забрали?
– А шо тут думать? Нема больше хлопца. Он вже либо не живой, либо мёртвый! – Хомутский рубанул свистнувший воздух мощной ладонью. – Як их лазерами жечь почалы, то воны и уплывлы и його забралы. Який козак був…
Сотник, волнуясь, всегда переходил на малоросский, и даже частые потери, из которых, в принципе, и состояла вся жизнь в войске, не смогли его сделать чёрствым, или ему так просто было легче выжить. И хотя многие люди давно стали принимать потери и лишения как само собой разумеющееся, для Хомутского все его хлопцы были как одна большая семья.
– Я думал, они не успели высадиться, – отрешённо сказал Сашка. – Мы их передовой отряд побили, и до берега никто добраться не мог.
Сотник задумчиво пожевал ус и, растягивая слова, ответил:
– Толмач соседней сотни, шо радиовахту нёс, говорыв, якусь передачу с берега чув. Короткую. Берег мы держим, как я свои дырявые карманы – ни людей, ни техники давно нема. Может, какие-нибудь азапы* и в другом месте смогли высадиться. Как вы их катер жечь начали – их и подозвали помочь. Больно они розумни стали после их низамджедида*. Словно подменили их – совсем спокою вид бисовых дитей немае. И помощи нам тоже не от кого ждать. Слыхал? Имперцы, говорят, опять где-то с ханьцами сцепились. Все платформы сняли и отвели с нашего Чёрного моря.
Сашка хмуро кивнул. Ещё вчера все в коше видели, как на тёмном небосводе привычное и казавшееся незыблемым кружение ярких орбитальных точек-крепостей изменило свой десятилетиями размеренный ход – оставив небеса над Чёрным морем беззащитно пустынными.
Сотник в молодости провёл несколько лет у османов в неволе – был рабом на рудных приисках где-то у подножия Кавказского рога. С тех времён у него и сохранилось стойкое пристрастие к табаку и жгучая ненависть к Халифату в целом, а также всем её представителям, как, впрочем, и уважение к имперцам – единственным их союзникам. С тех самых пор у сотника остались и знания сленга Халифата, которые он с успехом применял на практике, допрашивая с пристрастием горячо любимых, но, к сожалению, редких и недолгих гостей с противоположного берега. Методы, которыми он пользовался, объяснял своими мытарствами в многолетнем рабстве. Он вернулся фактически единственным из нескольких сотен захваченных островников. Правда, злые языки судачили, что пустующее ныне место сотенного толмача, которое, походя, занял по совместительству сотник, приносило ему дополнительный доход, с которым он делился с кошевым писарем. Да и запрет курения годовалой давности его как будто и не касался. Хотя чего только не набрешут злые языки, но правда в том, что дело своё сотник знал крепко.
Стены изнывавшего от духоты городка на самом берегу мутного левого азовского пролива стали понемногу утопать в сгущающихся тенях. За проливом вдалеке виднелся низкий, безлюдный и серый берег Керченского острова, за которым немного южнее простиралась уже невидимая отсюда узкая и такая же бесплодная, как и остров, Кубанская коса. Там были редкие посты и поселения, но банды, рейды «чёрных» и отсутствие питьевой воды не способствовали приросту населения на этой территории. За горами южнее уже простиралась территория Халифата.