Небо, помоги мне!..
Перед мысленным взором встал образ Учителя. "Разве ты раб, чтобы молить о пощаде? Разве ты гнусная тварь, чтобы пресмыкаться? Твоя задача - заслужить благосклонность, а не вымаливать ее!"
Ну что ж, начало положено... Первый удар нанесен - может быть, это и ошибка. Время покажет.
ГЛАВА 2.
С того момента я чувствую на себе неотрывный и очень внимательный взгляд. Кто-то следит за мной. Хотя я и не понимаю зачем. Имея дело с вселенскими силами - разве может речь идти о личностях? То, с чем я вступил в схватку, вокруг меня, внутри меня - везде.
День проходит в смятении. ТЕЛО боится, дух же просто ждет. Это трудно объяснить. Простейшие инстинкты заставляют сердце биться чаще, хотя я прекрасно понимаю всю бессмысленность этой боязни.
Иногда у меня случаются приступы боли - и тогда уже страдаю Я, истинный Я. Потому что боль идет изнутри, является продуктом поврежденного сознания.
Небо, дай мне сил, я не хочу умирать...
Приходит ночь, и я проваливаюсь в пучину бредовых галлюцинаций. Нет того мироощущения, что было раньше; я просто существую, бреду по галерее абстрактных картин, на которых агонизирует моя сущность. Я пытаюсь бороться, хочу вновь обрести контроль, но ничего не выходит. Мои руки и ноги скованы ватными цепями...
Иногда случаются проблески, точно вспышки молний, и тогда я слышу голос Учителя, внушающий мне элементарные истины. "Как ты не поймешь, никто не может никому помочь в этом деле! Вселенная у каждого своя, мы все живем в разных мирах. Строй свой."
Небо, сделай меня достаточно сильным, чтобы выстоять...
Хотя - это глупость, действительно глупость просить о снисхождении.
Идти на работу не хочется, ох, как не хочется, но надо. Вчера уже звонил заведующий и мне не понравился его голос: "Ты, конечно, можешь еще поболеть, но очень недолго". Надо идти...
Раз пять собирался с силами - все никак не удавалось откинуть в сторону одеяло и встретить утренний холод ненагретой квартиры. Наконец, мне это удалось, дальше было легче - умыться, отогнав сон прохладной водой, соскоблить щетину, выпить положенный кофе.
За окнами поднималось золотое сентябрьское солнце.
Еще предстояло переговорить с заведующим. Вот переживу этот разговор, а потом все само станет на места...
Наверное, я был бледен, потому что лица знакомых вытягивались, когда я шел по коридору. Ничего, это будет доказательством болезни.
Тихонько нажать на ручку - обращаться с ней нужно аккуратно, чтобы избежать болезненного скрипа. Нажать - и толкнуть дверь. И встретиться взглядом... Никогда раньше ложь не была такой тягостной. Я врал легко и даже находил в этом удовольствие, чего иногда пугался. Теперь же слова были тяжелы, как гири.
- Андрей, - Григорьев нечасто обращася ко мне по имени, я вижу, с тобой что-то не так.
- Я просто не до конца выздоровел...
- Не надо! Врать психологу - что за бред? Никакой болезни и не было... Если хочешь, бери отпуск. Я понимаю, работа не из лучших, тут и сам психом станешь. Но что делать? Кому-то ведь надо. Шахтеры вон вообще углем дышат, а ведь без угля не обойдешься... Возьмешь?
- Нет, я лучше поработаю... Да и деньги надо...
- Ну, смотри сам, как хочешь. Я заставлять не буду. А премию какую-нибудь, пожалуй, дадим. Ладно, Иванычу привет передавай.
Дверь закрылась на удивление мягко.
Иваныч - это наш завхоз. Хороший мужик: и поговорить любит, и сплетню какую-нибудь "по секрету всему свету" выдаст. Хотя как раз этого он и не любит - сплетни распускает только о тех, с кем в ссоре. И нередко сам же их и сочиняет. Только с бутылкой дружит, выпить горазд. Частенько у них это происходит напару с Григорьевым-заведующим, хотя это и негласно.
- Привет, Иваныч!
Завхоз оставил связку каких-то деревяшек, которую пытался засунуть подальше, в угол своей каморки, отряхнул пыль с головы, улыбнулся.
- Здорово...
- Тебе, как обычно, от Григорьева привет.
- Как обычно? - завхоз задумался. - Ну, как обычно, пожалуй, не получится...
- Ты о чем это?
- А? Да так, ни о чем. А ты как? Садись, чего стал!
Он пододвинул мне табурет, а сам уселся прямо на высокий порог. Подсобка, в которой Иваныч был полновластным хозяином, стояла на заднем дворе, окруженная зарослями одеревенелой травы и кустов. Сторона, которой больница была повернута к ней, была, наверное, самой мрачной и серой - никто ведь не заботится о внешнем виде. Да и кому оно надо? Сам двор был завален всевозможными ящиками, мотками проволоки, обрезками досок. Обычный мусор - на каждом заднем дворе такого полно. Несмотря на неприглядный внешний вид, двор обладал какой-то особой энергетикой, выражаясь языком современных "экстрасенсов: здесь уютно, здесь приятно посидеть, выкурить с немолодым уже Иванычем по сигаретке, просто поговорить.
- Так, что там, привет, говоришь, от Лешки, да? Ну, это хорошо, конечно, хорошо... - Иваныч чиркнул спичкой, разбросав вокруг острые искры, - а сам-то ты как? Чего-то не показывался долго.
- Хреново мне, Иваныч... Не могу я больше работать здесь! Ну, не могу, хоть ты убей меня! Иду на работу - вроде, ничего. И солнышко светит как обычно, и ветерок такой же, а как приду - все! Как гляну в морду какому-нибудь... так аж дрожь по коже. Не могу...
- Да-а, - протянул завхоз, медленно выпуская облако сизого дыма, - понимаю я тебя; обходы бесконечные, наблюдения... И все с психами! Понимаю. А тут еще это... А ты - слышь, только никому! сам-то видел его? Которого убили? Его ж, вроде, прямо руками и... это самое! Без ножов всяких!
- Ножей...
- Что? Ну да, ножей... Так, правда, что ли?
...В первую секунду я даже не знал, что думать. Думать, по правде говоря, не хотелось вовсе - просто не укладывалась в голове картина, представшая передо мной. Бывает такое: видишь, а осмыслить не можешь.
Черная лужа доползла до самых дверей, но почему-то остановила свой ход перед порогом да там и застыла. Будто впечаталась в паркет. А чуть дальше...
Ну, глаза его приобрели безумное выражение задолго до смерти, но в сочетании с общим _теперешним_ видом выглядели еще более жутко. Кожа ремнями висела на плечах, горло открывалось отвратительной бахромой... Меня тогда стошнило.
Потом к нам долго ходили "товарищи милиционеры" вместе в всевозможными экспертами.