Некоторым этот дом нравился, и в меру своих сил и возможностей, они пытались сделать свои жилища похожими на дом Шифры. Других раздражало, вызывало недобрые чувства к хозяевам дома, особенно к этому греку Бен-Цуру.
В Синедрион было направлено несколько жалоб, резко осуждающих хозяев дома, построивших оскорбительный языческий храм.
В ответ на эти жалобы в Модиин прибыл всеми уважаемый старейшина Синедриона Нафтали.
Он внимательно осмотрел дом Шифры. Велел собрать жителей селения.
Когда обширный двор заполнился людьми, и наступила тишина, Нафтали, ничуть не повысив голоса, спросил:
– Так что же плохого в этом доме? – и указал пальцем в сторону жилища Шифры. – Дом прочен, удобен для иудеев, живущих в нем, красив и к этому надо привыкнуть.
На косяках дверей имеются полноценные мезузы. Я лично проверил.
Такие же мезузы прикреплены и на косяках входа во внутренние помещения дома. На пенале каждой из мезуз хорошо видна буква "ШИН".
– Я не думаю, – обратился Нафтали к собравшимся, – что мне надо напоминать вам: буква " шин " возглавляет слово Шаддай – одно из имен Всевышнего, и раскрывается как "Охраняющий двери дома Израилева".
Иными словами, мицва мезузы соблюдена в соответствии со строгими требованиями Торы. И да благословит Адонай исцелит и защитит, живущих в этом доме!
– Амен! – откликнулось несколько голосов из толпы.
Однако тут же раздался резкий протестующий возглас:
– Так– то оно так, только не совсем так! Мезузы действительно имеются, но хозяин дома нарушил важнейшую заповедь Торы! А это непростительно! – с угрозой продолжал говоривший.
– Мезузы, прикрепленные на косяках дверей дома Бен-Цура, нарушают священную скромность иудейского жилища, к чему призывает нас Тора! У Бен-Цура они кричащие! – рубил слова голос из толпы. – Потеряли всякую скромность! Они подобны греческим и римским языческим идолам!
– Помимо этого, – с нарастающей злобой изрекал говоривший, – когда начинаются ветры, стены этого языческого дома воют как бешеные волки или ревут, подобно адским чудовищам! Грек опозорил святость Земли Израиля! Такой дом – наш общий позор! Он не достоин стоять на Священной Земле! Дом должен быть разрушен!!
Раздались одобрительные выкрики. И тогда Нафтали поднял руку.
Наступила напряженная тишина, какая бывает только перед бурей.
Прежде чем ответить, старейшина Синедриона выждал несколько мгновений, прищурил близорукие глаза, внимательно всмотрелся в гущу толпы.
Рядом со свирепым участником собрания он увидел несколько крепких молодых людей, среди которых узнал юношу Ноаха, сына кузнеца Шмуэля, и Ривку, старшую дочь Шифры. Это явно его огорчило, однако, скрыв свои чувства, неожиданно спокойным, но громким голосом он произнес:
– Тарфон! Принять твою аскетическую точку зрения не представляется возможным! Ты призываешь к братоубийственной войне! – и строго добавил: – Сикарии сеют семена раздора, хотя считают, что защищают народ от римского языческого влияния!
Свет Торы неугасим и в этом наша величайшая радость! Вы же пытаетесь лишить людей радости повседневной жизни, даруемой Всевышним. Но, что еще страшнее, – Нафтали сделал многозначительную паузу, – ваши действия направлены на раскол нашего народа, раскол, особенно опасный сейчас, когда требуется единство всех наших сил.
– Повторяю, – строго сказал Нафтали, – я лично проверил каждую мезузу. И подтверждаю, что все они написаны на отрезках кожи кошерного козлёнка. И написаны рукой опытного писца-софера. Все требования Торы соблюдены!
– Более того, – продолжал Нафтали, – они написаны не пером из индейки, но пером, сделанным из тростника, – подчеркнул он, – и сделано это с единственной целью, – назидательно продолжал Нафтали, – чтобы еще раз напомнить, что Всевышний сохранил младенца Моше-рабейну в зарослях тростника.
– Эти отрезки кожи, господин Тарфон, с нанесенными на них словами молитвы и являются мезузами! А вовсе не пеналы , в которых они сохраняются и которые вызвали твой гнев.
К тому же, – добавил Нафтали, – красивые пеналы не чужды нашей вере и нашим традициям. Мы все живем и творим под сенью Всевышнего. Так творили Бецалель, Оголиав и другие искусные мастера, создавшие мишкан (Скинию Завета), менору и множество других угодных Адонаю священных предметов из драгоценного дерева, золота, серебра, меди и кожи.
И если на Эльку, сына прославленного гончара Эльазара бен Рехавама, снизошло вдохновение, и он изваял пеналы мезуз, украсившие дом Шифры и Бен-Цура, разве это преступление?
– Я был бы счастлив, – примирительно сказал Нафтали, – если бы и дома других жителей Модиина, – Нафтали сделал паузу и тут же добавил, – и во всей Иудее, служили бы не только укрытием от дождей, холода и ветров, но и несли бы в себе хоть крохотную искру вдохновляющей красоты Священного Храма.