Фрунзе пристально глядел на Самойло: «Господи боже мой! Конечно, когда все понял, тогда испугался. Но ведь решение половинчатое… Эх, разве о деле прежде всего сейчас он думает?..»
— Отбирая Пятую армию, вы рубите мне левую руку! — решительно заявил он. — Ведь перед нами стоит еще задача выручать Оренбург и Уральск!
— А это уж ваше, батенька, дело, — заявил Самойло. — Вам уже давно, насколько я информирован, указывали на чрезмерное увлечение идеей контрудара, но вы ведь никого не слушаете, вот и обезлюдили свои армии.
— Но ведь контрудар — наше общее дело!
— Нет, за свои промахи несете ответственность лично вы. Что касается Пятой армии, то мой приказ согласован там, — он снова показал пальцем наверх, — и отменять его я не буду!
Фрунзе встал:
— Разрешите просить вас назначить на завтра заседание Реввоенсовета фронта.
— Ну, дорогой мой, если вы так уж настаиваете… — с неудовольствием ответил Самойло. — Завтра в десять жду вас в штабе.
— Спокойной ночи! — Стульчик жалобно взвизгнул, Фрунзе встал, поклонился и вышел. Сразу же в дверях появился адъютант. Скорбное выражение его лица свидетельствовало о том, что он все слышал.
— Спросил меня, где остановился Гусев, — доверительно доложил он.
— Эти большевики быстро снюхаются, — кисло ответил Самойло. — Но крепкий орешек, скажу и тебе, ох крепкий… Однако утро вечера мудренее. На войне как на войне. — Он тяжело задумался, машинально повторяя: — А ля герр ком а ля герр… А ля герр ком а ля герр…
Восемь часов без перерыва продолжалось бурное заседание Реввоенсовета Восточного фронта. В шесть вечера, усталый и возбужденный, прямо с заседания Фрунзе прошел в аппаратную штаба и потребовал соединить его с Новицким. Связь налаживали около часа. Наконец телеграф простучал: «У аппарата Новицкий. Какие новости?»
«С большим трудом добился частичной отмены директивы фронта за № 199/с. 25-ю и 2-ю дивизии возвращают нам. 5-ю армию сохранить в Южной группе не удалось. Но добился приказа по 5-й армии: для обеспечения задуманной нами операции иметь не менее одной дивизии на стыке с ударной группой на железной дороге Бугульма — Уфа. В северном направлении 5-й армии временно не наступать, заняв выжидательное положение, пока не будет закончена операция под Белебеем. Таким образом, удалось сохранить в наших руках для развития наступления в Белебеевско-Уфимском направлении десять стрелковых бригад из восемнадцати, а не пять, как предусматривал приказ командующего фронтом». Фрунзе прервал передачу и запросил у Новицкого, все ли ему понятно.
«Все понимаю. Валериан Владимирович рядом. Просит передать, что это довольно редкий случай в истории, когда полководцу приходится воевать не только с противником, но и с собственным командованием. Нас еще интересует: какое указание и какая помощь будет нам дана фронтом на участках обороны у Оренбурга и Уральска?»
«Для обеспечения положения в районе Уральска и Оренбурга при содействии товарища Гусева, получившего телеграмму от Ленина, из резерва фронта нам срочно передают: Самарскую бригаду из двух полков, Казанский мусульманский полк, 3-ю бригаду 33-й дивизии и Московскую 1-ю кавалерийскую дивизию. Все это позволит нам осуществить запланированную нами и фактически начатую Белебеевскую операцию и одновременно борьбу с восстаниями в Уральской и Оренбургской губерниях, с организацией помощи Оренбургу и Уральску, а затем и удар на Уфу. К сожалению, мой вынужденный выезд и переговоры отняли драгоценное время. Надо наверстывать. Посему приказываю…» И Фрунзе продиктовал шесть пунктов приказа.
Закончив приказ, он передал в Самару Куйбышеву и Новицкому:
«Я выезжаю сегодня в 22 часа вместе с двумя батальонами Казанского полка; буду в Самаре утром 15-го. На 10-е число приготовить состав Казанскому полку для отправки на Оренбург».
«Все понятно», — простучал аппарат.
Фрунзе сел, расстегнул ворот. Только сейчас он понял, как нечеловечески, беспощадно устал. Что ж, можно считать почти выигранным и этот этап сражения. Но какой нелегкой ценой! А сколько боев впереди, и сколько еще требуется сил — и от других, и от него…
15 мая 1919 года
Саратов
Беспредельно широка Волга у Саратова в мае, с одного берега едва-едва виден другой. Река так многоводна, что, когда стоишь на песке у самой волны, кажется, будто из-за земной кривизны поверхность ее слегка выпукла.