Спешенные кавалеристы быстро рассыпались по обе стороны небольшого мыска и замаскировались — с трех шагов не видать.
— Гриша, товарищ командир, глянь. — Фролов потянул его за рукав.
Далматов оторвался от бинокля: «Чего Володьке надо? (тот и впрямь показывал дело — запрятанную неподалеку в камышах рыбацкую лодку) Ага, может сгодиться, орел-курица!» — и продолжал наблюдать. На носу первого пароходика — речного грузо-пассажирского ветерана — под мерное хлопанье лопастей играла в карты группа офицеров. На палубе — команда солдат, но все больше едут женщины с корзинками и мешками — видимо, на базар. А на втором? Ого! Да здесь около сотни солдат! И все вооружены…
Суров о чем-то оживленно шептался с Говоровым и Гулиным: удача редкая, не упустить!
— Ну давай, иерихонская труба, действуй, — хлопнул он Гулина по плечу. Тот встал у дерева и голосом, перекрывшим всю реку, скомандовал:
— Оррудийный рррасчет и пулеметчики, по пароходам — к бою готовьсь!!!
Гриша в бинокль увидел, какая паника поднялась на пароходах: опрокинув столик, офицеры заметались по палубе, начали стаскивать сапоги. Несколько человек стремглав попрыгали прямо с верхней палубы в воду и поплыли, прячась за пароходами, к противоположному берегу. Быстрее зашлепали колеса, заспешили вперед.
— Пулемет номер первый! По головному… предупредительную очередь!.. Огонь!
Коротко и гулко прозвучала очередь, цепочка всплесков выросла перед самым носом у судна.
— Приказываю всем судам немедленно причаливать к берегу!
В ответ жалкими хлопушками защелкали револьверные выстрелы. Еще несколько офицеров без сапог метнулись в реку.
— Орудие, готовьсь прямой наводкой! — гремит зычная команда. — Батальон, предупредительный огонь, залпом — пли!
Раздался дружный залп. На пароходах сразу перестали вертеться колеса, вверх медленно пополз белый флаг. Буксир бросился в сторону и тут же сел на мель.
Григорий, согнувшись, прибежал к Сурову:
— Товарищ командир дивизиона, есть лодка с веслами. Разрешите на головной пароход? («А вдруг Охрименко там? Сидел на палубе какой-то здоровенный офицер…»)
— Давай! Езжайте впятером, огнем прикроем.
Пятеро питерских добровольцев, нажимая на весла, понеслись к пароходу. Им вдогон полетела громовая команда:
— Пулеметам и орудию держать пароходы под прицелом!
Григорий с наганом в руках, не дожидаясь, пока закрепят лодку, вскочил на трап и взбежал на палубу:
— Всем сложить оружие! Пленным гарантируем жизнь, за сопротивление — расстрел на месте!
Несколько матросов из корабельной команды и десяток солдат мигом набросились на оставшихся офицеров и обезоружили их. «Эх, все тощие, нет тут Охрименки!»
— Товарищ командир, там в каюте генерал, — тихонько потянул Далматова за рукав одни из матросов, совсем молодой, черномазый от угля, с восхищением смотревший на своих боевых сверстников.
— Тихон, остаешься старшим на палубе. Игнатов, следи за капитаном, пускай причаливает к берегу. Фролов, за мной! — Григорий и Володя торопливо пошли за матросом.
— Вон там закрылся, гад золотопогонный!
— Открывай живо, ну! — крикнул Далматов.
Молчание. Тогда друзья в две рукоятки наганов забарабанили по двери. Оттуда ни звука.
— Ну-ка! — Григорий сильным ударом ноги вышиб дверь. Вдвоем, подняв наганы, бойцы ворвались в каюту, и Григорий на миг оторопел: перед ним стоял Авилов! В генеральской форме, изменившей, конечно, общий его облик, но это был он — Авилов!
— Руки! Руки вверх, собака! — неистово закричал Далматов. («Третья встреча! Больше не уйдешь!»)
Побледнев до зеленого цвета, Авилов медленно начал поднимать руки. Высокий, широкоплечий, с лицом бесстрашным и дерзким, смотрел на него светящимися от ненависти глазами красноармеец («Откуда здесь взялись красные… так внезапно…»), лица которого, хоть и почерневшего, исхудавшего, он не мог не узнать! «Петроград… Надежда Александровна… Наташа… Студент… Срочный пакет в штаб семьдесят четвертой… — побежала огоньком по бикфордову шнуру строчка ассоциаций в мозгу. — Судьба, — вяло подумалось ему. — Все… Нет! — вспыхнуло вдруг. — Мишень, да какая!»
Снизу вверх, не целясь, из зажатого в правой руке маленького браунинга он выстрелил в Далматова. И снова смерть разминулась с Григорием. Жаром обдало щеку, пуля обожгла ухо и тотчас, почти одновременно раздалось два выстрела, два нагана ударили в Авилова в упор. Генерал резко согнулся, выронил браунинг и тяжело рухнул на пол.