— Здравствуйте, товарищ! — Фрунзе крепко пожал торопливо и почтительно протянутую ему руку. — А почему вы предлагаете лодку? Разве через мост перейти невозможно?
— Дак ведь… Как же… Настил ведь очень гнучий… Опасно… — растерянно ответил тот.
— Вы-то ходите по нему? Даже бегом бежали мне навстречу. А я не смогу? — Фрунзе улыбнулся. — Пошли!
Сиротинский тревожно измерил глазами высоту: досочка над пропастью, внизу стремительное течение, вверху порывистый ветер, а Михаил Васильевич после недавней контузии.
— Товарищ командующий, — негромко, но решительно возразил он. — Врачи говорят… Они приказали мне…
— Так ведь, кажется, и я приказал? — спокойно спросил Фрунзе. — Пошли! — И он быстро двинулся вперед. — Вот развелось надо мной начальников, — шутя посетовал он. — Валентинов не велел мне в Уфе парад устраивать: дескать, главаря террористов упустили, — возможно покушение. Врачи, оказывается, не велят через мост ходить…
— Нет, про мост они не говорили, — смущенно начал Сиротинский, — но…
— Ах, не говорили? Вот и отлично! Держитесь покрепче за воздух. — И Фрунзе ступил на гибкие доски, настланные над взорванным пролетом. «Эх, и что за жизнь: от ночевки в лесу пятилетним малышом до взорванного моста, а мне уж тридцать пять! И всюду нужна воля, и никуда без нее, и ничего без нее…» Твердо и спокойно шагая, не глядя на темную воду, несущуюся где-то за много сажен внизу, он прошел по длинным, прогибающимся доскам и ступил на бетон.
— Молодежь! Не робеть! Прочность досок уже испытана…
Почти к самому провалу охрана подогнала ручную дрезину.
— Откуда вы сами-то родом будете? — спросил Фрунзе у начальника караула.
— Чего? — растерялся тот. — Мы-то? Тобольской губернии, Курганского уезда, Михайло-Архангельской волости, деревни Орловка, — отбарабанил он.
— Курганские? Как же, знаю. Много оттуда храбрых революционных солдат к нам перешло. Приходилось встречать.
— Это верно! — Глаза у начальника караула враз вспыхнули, оживились. — Наши уроженцы многие собой героические бойцы, товарищ командующий! — У него даже грудь раздалась колоколом, голова вынырнула из плечей.
— Желаю удачи! — Фрунзе еще раз пожал ему сильную руку и шагнул на дрезину.
Два красноармейца взялись за рукоятки рычагов, и железная приземистая подвода понеслась по рельсам, оставляя позади вытянувшегося по-гвардейски, повеселевшего, взявшего под козырек начальника караула.
В лад, как заводные, сгибались и разгибались красноармейцы, постукивали под стремительными колесами стыки. Дрезина мчалась к вокзалу. Все время гнусаво гудел клаксон, сгоняя с пути ремонтных рабочих. Железнодорожники, саперы, пехотинцы то тут, то там по нескольку человек работали на восстановлении полотна, стрелок, путевых сооружении. «Молодцы чапаевцы! Эта артерия нам нужна до крайности. А сшивают ее, видно, быстро и старательно».
Еще не остановилась окончательно дрезина, а Сиротинский спрыгнул уже с нее и побежал к вокзальному зданию.
— Сергеи Аркадьевич, куда?
— Вызову лошадей, Михаил Васильевич, — деловито доложил тот.
— Не надо шуму. Прибудем спокойно, посмотрим, кстати, как они живут в обычных условиях.
— Но вы еще нездоровы, Михаил Васильевич, — опустив глаза, возразил адъютант. Весь его взъерошенный вид, сжатые губы свидетельствовали, что без кровопролитного боя он не сдастся.
— Ага! — обрадовался Фрунзе. — Поглядите-ка: вот и экипаж! — Он указал на телегу около пакгауза, с которой пожилой извозчик не торопясь сгружал какие-то тюки.
Сиротинский сердито качнул головой и побежал к ломовику. Оттуда донеслись обрывки их беседы: «Да вишь занят…» — «Помогу…» — «Рупь…» — «Креста на тебе нет…» — «А овес-то нынче почем?..» — «Ладно, не обидим…» — «Да я с полным удовольствием…» Сиротинский живо посбрасывал оставшиеся узлы с телеги. Фрунзе и его спутники вспрыгнули на нее, извозчик дернул вожжи, чмокнул: «Нно, дохлая!», — и пузатая кобылка потрусила на привокзальную площадь. Она старательно втащила седоков на гору, а с нее бодрой рысцой покатила по улицам.
«Да, четыре месяца прошло после Уральска… Истерический вороний грай, повсеместная стрельба, толпы расстегнутых бойцов, бессмысленно шатающихся по улицам. Всего четыре месяца! И вот эти части переплавились из полупартизанских отрядов в кадровые войска. Любо-дорого смотреть на встречных красноармейцев: подтянуты, деловиты…»
Телега, дребезжа на булыжниках, подкатила к каменному дому, занятому штабом дивизии. У коновязи стояло много лошадей, на завалинке сидели, покуривая, ординарцы, позевывал в дверях часовой. Сиротинский вынул кошелек, стал отсчитывать извозчику деньги.