Нелидова, прищурившись, поправляла перед тусклым, треснувшим зеркалом свои пышные локоны. И впрямь, кто его ведает, фигляра, если за него по-умному возьмутся. Да и поднадоел он за два года, честно говоря: суетлив, слюняв. «Из-за этой жирной скотины рисковать?» Она поправила платье на плечах, деловито («Все свои») поддернула лиф и сказала уже равнодушно:
— Свое комбине, говорите, ближе к телу? Где ваш крысиный или какой там еще порошок?
Гембицкий мысленно перекрестился: «Ну ее к господу богу! Обойдусь с какой-нибудь попроще, от греха подальше». «Сжать твою, мой ангел, руку я спешу в последний раз», — прозвучал в его ушах ее томный голос.
— Итак, господа, задачи ясны. Вот именно: своя голова ближе к телу. Расходиться будете порознь. Господин Гембицкий, повторяю: на Новицкого денег не жалейте! В штабе исподволь сводите на нет приказы Фрунзе. Убеждайте Берзина, Лазаревича, Яковского и других в невозможности удержать Колчака восточнее Волги, в необходимости заблаговременного отступления за Волгу…
«Ах, Сашка, Сашка, преданный все же был мужик! Бодренький был, — Нелидова думала о муже уже в прошедшем времени, — конечно, не Безбородько, толстоват, с одышечкой, но все же кое-что… Да, Уильямс — молодец, никаких сантиментов, четкий расчет, и дело сделано. Вот у кого учиться….»
Гембицкий ушел.
— Не жалейте денег, чтобы попасть на свидание в тюрьму, Галина Ивановна, — сказал Уильямс. Он аккуратно положил перед нею десять больших золотых монет. — Эти ключи откроют любые двери. И поверьте мне, старому опытному человеку: они легко позволят нам утешиться, потеряв Сашу, Машу, Пашу, Глашу или кто там еще есть. — Он засмеялся, и она поддержала его звонким смехом.
21 января — 8 апреля 1919 года
Петроград — Инза — Самара — Бузулук — село Палимовка под Бузулуком
Не торопясь постукивают колеса по стыкам рельсов. Медленно, очень медленно ползет по бесконечным зимним путям эшелон с петроградскими добровольцами, сутками простаивая на разъездах, неторопливо одолевая подъемы, не увеличивая скорость и на спусках: наверх — дров мало, вниз — тормоза изношены, в случае чего сразу не остановишь. Десять часов простояли на станции Инза, неясно было, куда направят дальше, и вот наконец послали в Самару — в Четвертую армию.
В теплушке натоплено, равномерно качается мерцающий фонарь под потолком. По одну сторону от печки молодые бойцы лежат на нарах, тихо и складно поют, глядя в огонь, — можно было спеться за долгую дорогу. В другой половине молодежь сбилась в кучу вокруг Еремеича, старого рабочего, бывалого солдата, ныне — старшего по вагону. Покручивая длинные усы, Еремеич поучает:
— Вот, например, ночь. Едешь в дозоре впереди разводки — шашку никогда в ножнах не держи. Разведчиков перво-наперво из засады за ноги хватают и с коня тянут: живьем норовят языка взять. Так вот шашечка, коли она у тебя в руке, да к плечу заранее прижата, тут и спасает вмиг. Рубани его по тем рукам, что за ноги тебя схватили, а потом того, кто впереди коня за узду поймал. Освободил коня, враг опешил, а ты развернулся и с места в карьер скачи назад своих упредить. Было так у меня в пятом году в Маньчжурии, чуть в лапы к японцам не попал, да зарубил их, человек пять, и ускакал. Так и в четырнадцатом году под Гумбиненом в Восточной Пруссии немцы меня из засады было схватили. А тут шашечка-то наготове была. Зарубил я тогда их троих, да еще и «Георгия» заработал. Дело понятное?
— Понятное, — дружно откликнулись красноармейцы.
— Ну, а если это понятное, тогда я задам вопрос похитрее: почему в царской армии солдата грамоте не учили, культуры никакой не воспитывали и даже имели стремление, чтобы солдат был неграмотный? Кто скажет?
— Я! — выскочил Володя Фролов.
— Ты сиди, тебя батька просвещал. Ну, кто?
— Я попробую? — предложил здоровый рябой парень.
— Пробовать не разрешаю. А то одна попробовала, знаешь, что получилось?
— Ха-ха-ха! Га-га-га!
— Тихо! Значит, пробовать не разрешаю. Отвечать — Федор Тихов, пожалуйста.
Рябой покраснел, упрямо переждал смех и сказал:
— Стало быть, от грамоты ум идеть. Солдат могет понимать, что банкиров да помещиков защищаеть.
— Во! Правильно человек говорит! В самую точку попал. Грамотный сообразит, что кругом несправедливость: рабочие едва на жизнь зарабатывают, а буржуи всегда сыты, пьяны и в богатстве живут. Вот потому солдатам мозги и темнили. Молодец, Федя! Так. А теперь я задам вопрос самый хитрый. Слушайте: какая разница между защитой родины раньше и сейчас, после революции?