В шквал аплодисментов и свиста вдруг ворвались могучие, суровые звуки музыки: оркестр начал играть «Интернационал».
— Вставай, проклятьем заклейменный, — запел Фрунзе.
— Весь мир голодных и рабов! — Члены президиума, отодвинув стулья, встали.
Песнь освобождения подхватили в партере, студенты вставали один за другим, гимн революции, торжественно разрастаясь, поднимался по ярусам.
— Мы наш, мы новый мир построим, — гремело в театре, пробивалось на площадь.
— Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой! — уверенно, грозно обещали тысячи молодых голосов.
Наташа подняла к Григорию голову. «Почему такой мрачный?» — удивились ее глаза. «Ничего, все в порядке, не обращай внимания», — мрачновато улыбнулся он уголками рта.
— С Интернационалом воспрянет род людской! — мощно, радостно прозвучали заключительные слова, и снова грянула буря овации.
— Товарищи, может быть, есть вопросы к докладчику?
— Есть! — раздался зычный возглас из центра партера. Все головы сразу повернулись туда.
Небрежно оправляя черную шинель внакидку, поднялся рослый студент-путеец.
— Значит, дела советской власти обстоят из рук вон плохо, и вы призываете всех нас идти на фронт спасать ее? Правильно я вас понял?
— Если я правильно понял вас, — ответил Фрунзе, — и вы действительно являетесь студентом, то вы, очевидно, являетесь постоянно неуспевающим студентом.
Громовой хохот покрыл его ответ.
— А ведь это Хорьков, все по митингам болтается, народ мутит, — заметил Володя. — Какой он там студент!
— Демагогия! — воскликнул Хорьков. — Личный выпад! А вот вы, лично вы почему не пошли на фронт, а сидите здесь в тылу? Вот ответьте-ка! — И он победоносно сел.
— Вы спрашиваете, почему я не на фронте? Отвечаю. В рядах рабочих дружин дрался на Красной Пресне. В Октябрьские дни во главе двухтысячного отряда иваново-вознесенских красногвардейцев штурмом брал в Москве гостиницу «Метрополь», где засели юнкера. Подавлял восстания эсеров в Москве и в Ярославле. Сейчас занят формированием полков и дивизий Красной Армии. На днях просил Владимира Ильича Ленина назначить меня в действующую армию. Надеюсь, встретимся с вами на фронте.
И молнией прорезало Гришины мысли: «Да, вот и судьба! Встретиться на фронте…»
— Еще есть вопросы? — Председатель собрания поднял руку, останавливая аплодисменты.
Все стало ясно до предела, Григорий больше не колебался.
— Я хочу сказать! — Он стремительно встал.
— Пожалуйста.
Прогромыхав ботинками вдоль оркестровой ямы, взлетев по ступенькам на сцену, он остановился у стола, одергивая китель.
Спокойно и выжидательно смотрели на него члены президиума.
— Володечка! Да что это он?!
Фролов глянул на решительное, побледневшее лицо друга и только отмахнулся от Наташи.
— Товарищи!
Голос Григория дрогнул. Тысячи почти неразличимых во мраке лиц были перед ним. Он ощутил себя как бы на полочке гигантского микроскопа, который просвечивает насквозь и многократно увеличивает все его мысли, желания, побуждения, и он почувствовал, как в душе его исчезло все мелькавшее, второстепенное, чтобы сконцентрироваться на том главном, что достоверно объяснило бы тысячам людей, почему он решил выйти на ярко освещенную сцену и встать под их выжидающие взгляды. И, уже почти не волнуясь, он сказал:
— В эту грозную минуту надо помочь нашей стране. Она первая пошла к народной свободе. Если мы не защитим ее, мы предадим все человечество, все поколения, сколько их ни будет. И еще: надо сделать что-то самое правильное для себя. Самое важное. Нельзя, чтобы жизнь прошла просто так. — Он подумал мгновение и пояснил — Как трава растет. В общем, я прошу записать меня добровольцем в Красную Армию.
Он глянул в улыбающиеся глаза председателя и, не слыша ни грома аплодисментов, ни резкого свиста, ни возгласов, направился назад к лесенке.
— Товарищ, — громко и весело остановил его Фрунзе. — Вы забыли сказать нам, как вас зовут и откуда вы.
— Далматов Григорий. Технологический, первый курс.
— Спасибо, товарищ! — Он крепко пожал ему руку.
— Что ж, записываю Григория Далматова. — Председательствующий быстро занес несколько строк на чистый лист бумаги.
— И меня! — Фролов опрометью ринулся навстречу Григорию. Толкнув невзначай его плечом в грудь, он быстро взобрался на сцену.
— Товарищи! — громко закричал он. — Докладчик верно говорил: помочь надо Красной Армии. Пиши, товарищ председатель: Фролов Владимир Федорович, с Обуховского завода, ученик токаря, восемнадцать лет.