— Сообщите господам союзникам, — сказал Ханжин переводчикам, — что квартирьеры завтра же устроят их в хорошо оборудованные дома. А теперь… — И он торжественно воткнул булавку с флажком в центральную точку Уфы на карте. Раздались шумные аплодисменты.
Громко заговорил американский генерал Гревс. Все настороженно прислушивались к звукам незнакомого языка. Переводчик перевел:
— Не будет ли возражений со стороны вашего превосходительства, если я передам в крупнейшие газеты Америки телеграмму такого содержания: Красная Армия наголову разбита под Уфой и в беспорядке бежит к Волге. Дни советской власти сочтены.
— Возражений не имею, — кивнул Ханжин. — Насчет считанных дней будем скромней.
— О-кэй! — сказал Гревс, не дожидаясь перевода.
В дверях появились два денщика с подносами, уставленными бокалами с шампанским. Опытные, видимо, в прошлом официанты, они бесшумно и быстро обнесли всех присутствующих, начиная с Ханжина и иностранных советников.
Ханжин вновь встал, подняв искристый хрустальный бокал:
— Господа! За нашу первую крупную победу! За наши последующие успехи! На Москву! Ура!
— Ура! Ура! Ура!
Нежно и тонко звенел хрусталь. Бокалы наполнялись вновь и вновь. В салон-вагоне царило веселье и оживление…
19 марта 1919 года
Самара
— Федор Федорович, когда будете сегодня делать на Реввоенсовете обзор обстановки, учтите, пожалуйста, и это. — Фрунзе протянул помощнику приказ, подписанный командующим Восточным фронтом С. Каменевым и членом Реввоенсовета С. Гусевым.
— Ага, вот как — в наше распоряжение передается и Туркестанская армия? Отлично!
— Да, будем теперь именоваться «Южной группой». Задачи — обеспечить оборону Уральска и Оренбурга и поддерживать связь с Ташкентом.
— Значит, в распоряжении у нас будет теперь…
— Да, около сорока тысяч бойцов. Сила вполне реальная. — Фрунзе задумчиво прошелся по кабинету, повторяя: — Вполне реальная, вполне реальная… — Он остановился и вскинул голову: — Есть у меня одна идея, хотелось бы знать, как вы к ней отнесетесь: прежде всего, прошу критику!
— Готов слушать.
— А что если нам всю двадцать пятую дивизию, что принял Чапаев, вывести целиком в тыл, в районе Бузулука, и начать там сосредоточение не столько резерва, сколько ударной группировки — далее не армии, а фронта. А затем перекинуть туда и всю Туркестанскую армию, что доведет ударную группу до двадцати пяти тысяч бойцов?
— Что касается сосредоточения двадцать пятой дивизии в одном месте, тут возражать трудно: Чапаеву и Фурманову легче будет контролировать формирование и боевую подготовку. Ну, а начать создавать ударную группу, когда совершенно неясно еще, как развернутся у нас события, не преждевременно ли?
— Не преждевременно ли — в каком отношении? Если вы беспокоитесь, не раскроем ли мы свои карты противнику, то нет. Группу называть ударной мы не будем. Знать об этом решении кроме нас о нами будут лишь Берзин да Куйбышев. Так? Если же вы не уверены, как развернутся события, то именно Бузулук — такая точка, откуда удобно наносить удар в любом направлении. Согласитесь, Федор Федорович: когда Колчак приблизится к нам вплотную, маневрировать станет трудно, да и перемещения эти будут заметны и очевидны. А сейчас мы заранее подготовим силы для контрудара, откуда бы ни последовал удар, — это будет реальная помощь командующему фронтом.
Новицкий задумался.
— В нашей ли компетенции решать такие задачи? — отрывисто спросил он.
— Предусмотреть возможность разгрома врага? — Фрунзе улыбнулся.
— Да, простите. Вопрос нелеп. Он был бы уместен в штабе армии пять лет тому назад… Три, два года тому назад… Целую вечность тому назад — до революции. Но…
— Что еще вызывает у вас сомнения, Федор Федорович?
— Вы сказали: Бузулук — такая точка, откуда удобно наносить удар в любом направлении…
Новицкий подошел к карте, задумался: его опытному взгляду достаточно было мгновения, чтобы оценить точность, истинность мысли Фрунзе — действительно, при всех вариантах наступления Колчака, район Бузулука с его положением относительно железных дорог, рек, фронтов — идеальный плацдарм для контрудара. «Решение гениально простое. Но родилось оно в голове не у профессионала военного. Создание рабочих полков на заводах — это могло подсказать революционное прошлое, это я понимаю. Но заблаговременное создание ударной группы, весомой в масштабах всего фронта — это ведь дело сугубо военного искусства. Откуда это?.. Как ответил бы Фрунзе? А наверно, так: прежде всего вежливо, но язвительно переспросил бы: «В масштабах всего фронта? А разве севернее нас, в других наших армиях сражаются не те же граждане Советской республики, не наши братья по общей борьбе?» Как еще он сказал бы? А так: «Каждый за себя — это ведь старая мораль, не правда ли?» Новицкий усмехнулся: здорово тебя, старого, перевоспитали, уже можешь представлять себе ответы большевика-политика. Да… Но эти ответы позволяют судить лишь о политических причинах свободы, раскованности, крылатости мысли командующего. Однако, какова все-таки необычайная собственно военная одаренность! Ведь совсем недавно еще колебался, советовался там, где тебе все было ясно. Совсем еще недавно…