Каранглир разрастался, насыщаясь кровью. Он рос под местом, где все искали исцеления, он рос в шахте. Там, в городе, наращивали силу орки. Но во тьме рудников ютились те, кто сновали во мраке во множестве, особенно в Фелуруше и Хабре. Незаметные, они несли с собой мощь каранглира, и через них, пророков нового мира, звучала песня.
Крысы, дети шахт. Они стали его главными помощниками. Они заполнили свои норы, соединились с братьями и сестрами, уже вкусившими сладости певучего минерала, и стали куда большим, чем обычные звери.
В шахте вокруг они заполнили все. Они пищали, сверкая красными глазами в полумраке, окровавленные черные шкурки и голые хвосты извивались в ярких отсветах шарлаховых кристаллов как черви. Испачканные кровью носы и крысиные зубы вонзались в тела сородичей, кто уже не мог двигаться из-за распиравших их кристаллов, плодились, и на смену погибшим приходили новые.
«Нет, вы не узнаете о моей армии. Ни ты, Тар-Майрон, ни Аран Эндор, что отверг всех нас, раз прислал именно тебя».
Энгвар опустился на колени прямо среди крысиного месива и любовно протянул им руки. Боль распирала фана, будто бы тело казалось слишком тесным для каранглира, который лез изнутри колючими осколками, кипел бурлящим потоком. И вместе с тем – сладкая, экстатически великолепная сила, несравнимая ни с чем!
Вседозволенность. Всемогущество.
«Мы большее, чем ты. Мы – множество. Мы – рой. Мы – больше, чем одиночка, даже и обуздавший самоцветы эльфов из-за моря».
Энгвар глубоко выдохнул, чувствуя, как крысы бегают по его ногам и коленям, взбираются по рукам и плечам – но не кусают.
«Я знаю тебя, Аран Эндор. Ты – и твой прихвостень – все вы хотите уничтожить эту песню, потому что боитесь ее. Я видел твой страх через твоего слугу – правду говорят, что ты труслив, раз боишься всего нового, что тебе неподвластно! Ты желал войны – и ты получишь войну!»
Они все стали охотниками и уверовали только в одну истину – слабый не должен править.
Тот, кто боится нового, и тот, кто его отвергает – слаб.
А значит, недостоин.
========== Глава 3. Ализариновый крик. ==========
Я видел, как происходит трансформация. Ужасно смотреть, как меняются лица твоих солдат, понимать, что они могут не вспомнить тебя на следующий день; это как меч в грудь. Но те, кто сумеет пройти через это, станут почти неуязвимы. […] Напоминай им, чтобы они распространяли лириум. Он растет от одного нашего прикосновения.
Наш маг говорит, что он намного сильней синего. По его словам, это как кружка для эля, полная бренди. Спустя две ночи он сошел с ума: орал и пускал пену изо рта. Пришлось запереть его в сарае.
Кодекс – Dragon Age: Инквизиция.
Мелькор сидел спиной к нему за рабочим столом – похоже, читал очередной эдикт. Картина, знакомая до боли: лампы подсвечивали золотом его точеный профиль. Крупные распущенные кудри, подколотые с висков, змеились по спине.
Все – в ярких теплых мазках разноцветного света. От витражных дверей на балкон и Сильмариллов в железном венце на подставке.
Майрон потянул это мгновение. Запомнил секунду, пока они еще были живы.
– Иди сюда, – голос Мелькора прозвучал ворчливо. Он взмахнул рукой, повел плечами, распахивая воротник рубашки пошире. – Будешь пропадать – решу, что ты трус, обманщик и лицемер, – Мелькор склонил голову к плечу привычным жестом, их жестом. Требовал оставить на шее или щеке приветственный поцелуй.
«Нет».
Майрон не шелохнулся, глядя на него: такого красивого, что в груди стискивало. Даже колючий шепот в крови как будто взял паузу, пока он смотрел на Мелькора: простого и теплого, слишком похожего в этот момент не на одно из начал целого мира, а на обычного живого мужчину.
– Посмотри на меня, – он заговорил тихо.
Мелькор раздраженно встряхнул кистью, распространяя аромат духов, холодный и плотный, как благовония и кожа на морозе. Отложил в сторону перо с чернильницей.
– Посмотрю я потом. Я скучал по твоим губам, так что поцелуй меня, а потом говори что хоч…
Слова оборвались на середине, когда айну обернулся и наконец-то увидел выражение его лица и поднятую руку без перчатки. Взгляд черных глаз встревоженно скользнул по ладони и лицу.
– Что случилось?
Он слышал беспокойное недоумение в голосе Мелькора, когда тот поднялся из-за тяжелого резного стола, сделал шаг навстречу.
И остановился, когда Майрон отступил и жестом показал не приближаться.
Страх до сих пор стискивал майа изнутри. Сам вид изуродованной руки казался ошибкой, нелепой случайностью, но худшее, что он мог сделать – обременить своим ужасом и гневом еще и Мелькора. Поэтому следовало говорить спокойно.
Времени на страх у них не осталось.
– Не подходи ко мне. Не обнимай, не прикасайся и тем более не целуй. Я не должен был приходить, но не решился сказать гонцу.
Он видел, как ожесточился взгляд Мелькора, как окаменело его лицо.
– Что именно ты не решился сказать? – голос зазвенел с металлической резкостью.
Майрон покачал головой и подтянул рукав повыше.
– Вот это, – он повернул руку так, чтобы Мелькор увидел их, крошечные красные наросты в месте крысиного укуса. Тонкие иглы кристаллов, проросшие между большим и указательным пальцем – еще твердые в живом теле.
Вены на внутренней стороне его предплечья потемнели и набухли – будто кто-то очертил их кистью по золоту кожи. Глаза еще не покраснели, но он знал, что и это случится скоро. И если дойдет до худшего – он хотел принять смерть не от чужой руки. По крайней мере, попросить о милости убийства до того, как превратится в безумное чудище.
Если бы болезнь каранглира можно было обезглавить так же просто, как предателя…
– Видишь?
Руку свело пульсацией боли, и Майрон с шипением выдавил воздух между зубов. Мелькор смотрел на него, напряженный и – этого он мог даже не спрашивать – напуганный. То выражение лица, которое слишком легко истолковать как брезгливую надменность, но он читал страх по широко раскрытым черным глазам и губам, упрямо сжатым в тонкую ниточку.
Майрон сглотнул, и сам слышал, как хрипло и чуждо звучит его голос в этой прекрасной комнате, обставленной роскошно и мягко.
Он пытался думать только о необходимом. Не чувствовать, давить животную панику, которая все еще по-звериному бесновалась в каком-то уголке его души.
– Послушай меня. Я убил Энгвара. Бросил его голову в расселину. Но каранглир… – он покачал головой, заставляя себя произнести отвратительную правду. – Это не минерал, это болезнь. Передается через кровь, через укусы крыс. Думаю, что и через воздух, если вдохнешь пыль. Я закрою Фелуруш и Хабр. Послежу, чтобы никто не вышел. Постараюсь уничтожить все, что найду, пока еще буду в своем уме.
«Вот и все».
Он не видел другого выхода и объяснял это Мелькору холодными, жесткими, нарочито короткими фразами. Они имели дело с болезнями раньше, и правило было общим – изолировать зараженных, сжигать тела, уничтожать источники заразы. И даже если бы погибли два города в глубине – у всех остальных, у армии, у Мелькора, у майар с верхних уровней – останется шанс.
Он сам бы убил всех, не раздумывая. Сразу.
Но Мелькор аж вскинулся в ответ на его слова – оскалился, сверкнул глазами, стиснул пальцы на локтях скрещенных рук.
– Что это значит? – голос айну прозвучал резко и требовательно. – Вот это твое – «в своем уме»?
Майрон примирительно поднял раскрытые ладони, медленно сморгнув.
«Мы ждали».
«Мы спали».
«Нет. Пошли прочь».
Он не знал, как объяснить Мелькору это чувство кипящей в крови отравы. Размытого разума, будто бы шепчущие за стенами твари пытаются занять твой дом и перестроить его под себя. Грызут и терзают, скребутся в дверь, колотят в нее.