Не договаривайся с ним, не слушай, убей их.
Мы расколоты и больше не мы. Едины, но разбиты. Что-то, где есть я, еще существует. Я спрятал его. Никому не покажу. Не отдам. Я должен сказать что-то важное, но не помню, что. Просто пишу. То, что в голове. Ха. Она еще есть.
Они идут к зеркалу. Мы – зеркало.
Майрон оставил ему настоящее сокровище, которое могло позволить победить. Повадки зараженных. Их виды. Как развивается болезнь. Чего можно было ждать в Фелуруше. И описывал все это до тех пор, пока записи не стали совсем бессвязными.
у меня есть золотой камень
все сломано сломано сломано
я один
все мертвы
я убил их
зеркало
найди
«Какое, чтоб тебя, зеркало?»
Ответ был на последней странице, после которой остаток дневника остался чистым. Карта была нарисована едва понятно, рваными линиями, но упорно – и упрямо – указывала путь в старую алмазную выработку.
«Что ты там нашел?»
Мелькор отложил в сторону дневник и устало потер переносицу.
Оставалось только верить, что Майрон знал, что делает.
«Нельзя откладывать задуманное».
Он знал, что им придется взять штурмом Фелуруш и Хабр. Пробиться через город, отвлечь выводок Энгвара – и дать ему шанс добраться до резонирующего камня Фелуруша, чтобы перепеть каранглир. Вырвать сердце – возможно, буквально.
План основывался на том, что он успел узнать о зараженных или почувствовать, и местами больше всего напоминал идиотскую браваду вроде той, что он выдал, когда сражался с первой волной.
Не то чтобы первый раз его требования или планы казались подданным шокирующими, отвратительными или просто лишенными здравого смысла.
«Не на этот раз».
Мелькор скорее заметил движение краем глаза, нежели услышал. Лангон проскользнул на территорию его кабинета, словно тень.
– Они ждут, Machanaz. Позвать их?
«Да. Ждут».
Он махнул рукой Лангону и отложил в сторону дневник.
– Зови.
Но глашатай остался неподвижным, будто бы собираясь спросить о чем-то, и Мелькор посмотрел на него раздраженно и требовательно, без слов приказывая говорить.
Он не собирался медлить – собирать силы, мучиться в раздумьях, ожидать действий Энгвара и его выводка безумцев.
Нет. Бить придется быстро и сильно.
Майа сложил руки за спиной.
– Я должен спросить вас, что делать, если…
«Если меня убьют».
Мелькор фыркнул и неприятно дернул уголком рта.
– Что, Лангон? Если меня убьют? – он оскалился, разводя руками с издевательским радушием. – Давай, говори смелее!
Лангон красноречиво кашлянул и покачал головой.
– Не поймите меня неправильно, Machanaz, но…
Он пожал плечами и оборвал Лангона на полуслове.
– Если поймешь, что мой план провалился – советую повеситься до того, как я вернусь оттуда с красными глазами, после чего найду тебя и всех остальных, – он смерил взглядом притихшего глашатая и помощника. – Лучше скажи, изготовлено ли то, о чем я просил? Никто этого не видел?
Лангон вновь кашлянул и беспокойно размял пальцы сцепленных рук.
– Да, Machanaz. Как вы и просили. Все сундуки здесь.
Мелькор кивнул ему почти церемонно.
– Вот и прекрасно. А теперь зови остальных.
========== Глава 6. Пароксизм мардоре. ==========
Тогда-то я и заметил, что глаза у него красные. Не как после бессонной ночи в таверне, а по-настоящему красные. Верни сказал, что это земли банны и что ему полагается знать, кто по ним идет. Храмовничья скотина разрубила его, не промолвив ни слова! Нас была дюжина против троих, а мы так и не сумели попасть ни по кому. Они сильнее, чем все бойцы, которых я знал. Они управлялись с осадными щитами, словно те ничего не весили.
Кодекс – Dragon Age: Инквизиция.
Хабр встретил их отвратительными тишиной и пустотой: предвестьем проблемы.
Город зарос кристаллами – они вытянулись между домами, проросли сквозь камень, и в воздухе висел душный металлический привкус, звенящий на языке. Остатки догорающих факелов отбрасывали повсюду густые багровые тени, дрожащие и тревожные.
Красный. Кровавый. Багряный. Ало-оранжевый. Черный.
Мелькор поморщился. Его одолевали тяжесть в висках и тихий шепот каранглира. Голос минерала ввинчивался в голову, словно сплетни в тронном зале, которые почему-то не стихли при его появлении.
«И с этим мы должны сражаться. Вот это – уничтожить».
Сказать проще, чем исполнить.
Мелькор приказал своей маленькой армии, худо-бедно защищенной золотыми амулетами его работы, облазить каждый угол брошенного города. Даже сам проверил несколько домов: мебель перевернута, лохмотья кожаных дверей-занавесок лениво покачивались под потоками подземного воздуха. Костяные бусины, кем-то и когда-то вырезанные, постукивали друг о друга.
Столы и колыбели, горшки и печи – все покрывала красная чума, подступая исподволь. Начиналась с блестящего алого налета, похожего на прилипший песок.
И заканчивалась исполинскими кристаллами, которые пожирали дома вместе с их обитателями.
Каранглир скрежетал, словно лед Хелькараксэ.
Пустота.
Какой-то частью своей души, которую и сам считал гнилой, он почему-то надеялся, что оставленный Майроном дневник не был жестом прощания. Что майа никуда не делся, что если все действительно ужасно – у него еще есть надежда хотя бы умереть не от чужой руки.
Но Майрона нигде не было.
«Неизвестно, что хуже. Майрон, чтоб тебя, во что ты влез?»
Мелькор остался ждать разведчиков посреди площади Хабра, и сам себе хмыкнул, наблюдая за тем, как черные тени покидают опустевшие изуродованные дома в тусклых огненных отблесках гаснущих факелов.
Он приготовил Энгвару настоящий сюрприз. В отряде, что собирался взять боем Фелуруш, не было ни одного орка. Зато были поджигатели, убийцы, фанатики мучительных и незаметных ловушек, отравители, сумасшедшие механики – цвет боевого мастерства Ангбанда! Лучшие из лучших!
«Армия сумасшедших разбойников во главе с тем, чьим именем пугают детей по ночам. И это нам придется сражаться с чумой Энгвара, чтобы спасти от вымирания всех, кто остался».
Мелькора отвлек непривычный звук: шуршание и шорканье, будто кто-то пошевелился – он метнулся к источнику с безотчетной надеждой, последним безумным осколком мысли, что он еще мог быть здесь, что…
Но это оказался просто орк, который валялся за грудой хлама возле ближайшего дома, кашляющий кровью и обессиленный, с изуродованными каранглиром и крысами ногами. Наросты тошнотворно торчали из кожи и мяса возле колен, а от ног до середины икр остались только обглоданные дочиста кости.
Мелькор пихнул орка в плечо шипом над обухом Гронда, преодолевая отвращение.
– Ты видел Тар-Майрона? Где он? Где все жители города?
Зараженный не ответил. Засмеялся – хрипло и вымученно, сунул пальцы себе в рот и с хрустом вытащил из него пригоршню красных кристаллов. Сплюнул блестящей от яда кровью и покачал головой.
– Песня гряде-ет, – потянул он нараспев. – Она гряде-ет!
«Случайно выживший безумец. Ничего, что следовало бы спасать».
Мелькор только фыркнул, глядя на это… оставшееся подобие жизни.
– Ничего не грядет. Для тебя – точно, – айну оскалил ровные белые зубы, прошипев. – И можешь передать Энгвару, что я иду за ним.
Он разбил орку голову Грондом с одного удара.
Невелико искусство – приканчивать безоружных.
В Фелуруше их ждали бои.
Мелькор не составлял плана захвата ворот, не обдумывал, как уничтожить стражу незаметным путем – если знания об общем разуме орков оказались верны, то найденный им раненый мог быть обыкновенным осведомителем. А значит, Энгвар знал, что он здесь.
Разве что не догадывался – да и не мог – о его маленьком сюрпризе.
Песня силы, вдвойне усиленная его голосом, просто смела городские ворота. Майар затянули отрывистую злую мелодию, нарастающую, как удары сердца. Он возглавил ритм, придавая ему общность и мощь. Почувствовал, как в застойный от каранглира воздух влились потоки живой яростной силы, щекочущей кожу, как дыхание шторма.