«Посмотрим, что на вас напало».
С проблемами он разберется после. Сначала – найдет нападавших и наконец-то вспомнит хоть тень того, кем был.
Когда-то он был охотником. Любил азарт погони, выслеживание и добрую добычу. Когда сила обагряла руки кровью слабости. А когда Оромэ проклял его, Энгвар посмеялся и выбрал другую дорогу, где стрелы били без промаха, смех гремел злее и звонче, а за пленников, пойманных в петлю, награждали.
Квенди в лесах Куивиэнен были слабы, а он любил охоту. Все просто. Те, первые, пробужденные у озера – ушли. Появились их последователи и потомки, столь же слабые – поэтому он охотился за ними по велению Короля, но на этот раз не как убийца.
Энгвар играл с ними. Смотрел. Слушал.
И думал. Его ум всегда отличался проворной гибкостью, и быстро продвигал вверх по лестнице, что открывала широкое и вольготное место у подножия трона – а значит, дарила власть. Аран Эндор даже закрывал глаза на шалости, когда он развлекался, убивая кое-кого из нолдор и синдар.
Но не теперь.
Поначалу он не увидел в шахте ничего необычного – даже не разбилось ни фонаря. Утекли только отбросы жизни, которые прятались в раскаленном нутре Фелуруша: не пищали крысы, не отбрасывали звездчатых теней пауки. Никого. Только редкие россыпи плоских ползучих грибниц и застоявшийся в сухом воздухе жар горного нутра. И беспорядок, оставленный бегством – телеги с углем побросали, как и кирки.
Лук Энгвар держал не в налучи, наготове. Черный колчан, украшенный халцедоновым чертополохом – не за спиной. На бедре. То и другое пригодилось бы ему впереди, у поворота к выработке – там лампы погасли, и шахта выглядела как средоточие абсолютной беззвучной тьмы.
Он уже давно пересек границу, где кончились постоянные укрепления сводов, и пошли временные.
«Где же раненые? Двадцать шахтеров – и ни один не дошел даже сюда?»
Энгвар инстинктивно бросил стрелу на тетиву, вглядываясь в темноту, когда по шахте разнесся скрежещущий стук упавшего камня и треск – будто бы что-то скатилось по камням, упало и разбилось. Разнесся всхлипывающий утробный стон – словно кто-то плакал с полным крови ртом.
«Кто-то жив?»
Он двигался сквозь стенающую тьму, стиснутую стенами шахты – шел чутко, весь подобрался на мягко полусогнутых ногах, как хищник в засаде. Энгвар был готов выстрелить в любой момент.
А затем увидел… это.
Красный отсвет, ярко-багряный, мягко пульсировал на стенах, как дыхание спящего.
«Мы здесь».
Энгвар шумно выдохнул от удивления – шепот едва коснулся его разума, как самое нежное осанвэ, и затих.
Двадцать потерянных оказались здесь же, в этом жутком тупике.
И все – мертвы. Под ногами хлюпало от крови – он шел по ней, блестящей красным в темноте особенно ярко.
Все то же – не блик, но кровь словно приобрела свет. Даже орочья.
«Почему?»
Майа отпустил наполовину взведенную тетиву. Обвал действительно случился: укрепления шахты прогнулись под весом треснувшего свода. Он сложился внутрь и теперь лежал нагромождением пористых пластов черной породы, напоминая ломти горелого хлеба.
А из-под них неровными сколотыми пиками поднимались алые кристаллы – и то, что оказалось под обвалом, еще шевелилось: нелепое создание, отдаленно напоминающее формами не то орка, не то квенди или человека. Оно всхлипывало и стенало, беспомощно дергая кристаллической конечностью, пульсирующей слабым светом в ритме сердцебиения. Не рука и не лапа, но пика – несчастная уродливая тварь тыкала ею в землю, как насекомое, испускающее последний вздох.
И ей было очень, очень больно. Энгвар слышал эту боль, потому что она пела не хуже страха. Существо перед ним когда-то было другим – его музыка звучала, словно эхо пытаемого, пляшущее в галереях над комнатами допросов. Слабый отзвук агонизирующего воя, звериная мольба об избавлении от мучений.
Одиннадцать шахтеров придавило обвалом, но остальные девять…
«Что за безумие?»
Никто из них словно и не пытался бежать. Выживших, кроме умирающего красного гомункула, не было. Шахтеры лежали здесь, истекшие кровью, как туши на скотобойне: трое вогнали себе в горло по кирке. Еще двое съежились, больше похожие на тряпичных кукол – проломленные грудины и головы, отрезанная нога. Трое приникли к алым кристаллам, высоко вздымавшимся из скулящего существа, будто желая обрести спасение там, где его невозможно обрести.
А последнего угледобытчика кто-то нанизал на самый большой, упиравшийся почти в потолок шахты кристалл – все равно что кусок жареного мяса. Внутренности расползлись по прозрачным, как самое прекрасное стекло, граням – скользкая жижа с вонью разорванного кишечника.
Кровь еще не застыла.
«Мы ждали».
Снова этот шепот – нежный, как перья птенцов, оплакивающих мертвых родителей в разоренном гнезде. Энгвар вновь натянул тетиву, прислушиваясь.
Ни шороха шагов. Ни вздохов.
– Покажись, – хрипло и тихо приказал он.
Но показываться было некому. В закутке, омытом кровью и угольной пылью, и алым светом, остался только он и придавленное обвалом хрипящее чудовище, бесцельно цокающее острой конечностью в окровавленный пол. Все реже и слабее.
«Мы спали».
Опять. Ласка, чем-то напоминавшая ему голос Гурутлэйн. Как будто обращенная к нему одному. Настоящая… музыка.
«Да».
Энгвар спрятал стрелу в колчан и вернул лук в налуч. Воздух в тупике шахты отличался от всей остальной, и он сам не понимал, как мог этого не заметить. Алый отсвет чудесно мерцал в разлитой по полу крови, вторая тихой незнакомой мелодии, похожей на шепот тысяч душ.
Он никогда не слышал ничего подобного. Нет, такого не создавал даже Аран Эндор. Его творения никогда не были так прозрачны, так нежны и сильны – они не источали силу, но сосредотачивали в себе, и каждая деталь их напева безошибочно выдавала его мужскую руку с широкой броскостью любого жеста.
Кощунственная мысль, что по сравнению с этим творения Короля всегда смотрелись… вычурно.
А этот новый минерал, забравший жизни шахтеров, выглядел настоящим чудом. Он излучал силу, будто чья-то живая кровь, которой можно насыщать и насыщаться.
Ничего удивительного, что орки сошли с ума! Это было не для них – не в этом количестве, не такое! Только ему подобные и более сильные смогли бы направить такую силу в правильное русло!
Энгвар изумленно выдохнул, чувствуя себя странно обновленным – даже изуродованные тела больше не казались жуткими. Красная пульсация света омывала каждый уголок шахты, и несла в себе красоту.
«Откуда ты?»
«Мы разбиты».
Поддавшись слепому инстинкту, Энгвар стянул перчатку лучника и коснулся обнаженной ладонью кристалла – теплый и гладкий на ощупь, приятно скользящий, будто слегка смоченный водой в этой иссушенной шахте. Сладкий, как шелк, который хочется трогать и трогать, слаще, чем плотско-экстатическая судорога тела, когда ложишься с женщиной.
«Что ты такое? Нет, ты не создание Аран Эндор. В тебе другая музыка».
Он прикрыл глаза и прислушался, игнорируя скуление умирающего создания под обвалом – кристаллическая конечность дергалась все реже. Вслушивался в красную мелодию, которая взорвалась в разуме вихрящейся вспышкой мыслей, несущих триумф и облегчение – вот сила, которую он вливает в солдат, вот его вознесение. Вот целые ряды армии, пополненной алой кровью новой мощи, и вот он – вновь коронованный милостью Аран Эндор.
Видение, что оказалось ярким до боли, желанным до слез – и выглядело большим, чем обещание кокетливой женщины.
Это была реальность на расстоянии вытянутой руки. Прямо перед ним. И цель, и средство.
Энгвар с неохотой оторвал ладонь от чудесного пурпурного кристалла, как жадно пьющий воду – от родника в оазисе, лишь для того, чтобы доверху наполнить фляги водой.