В следующий раз стоило взять с собой сабли. На всякий случай.
«И снова это эхо в голосе. Еще одна странность каранглира?»
Майрон не мог избавиться от ощущения, что Энгвар пытается водить за нос его, Мелькора, а заодно и всех вокруг. Он предпочел бы повесить Энгвара на ближайшем крюке за шиворот, после чего выбить признание кулаками, виселицей и бичами балрогов, но пытать охотника и лжеца, умеющего терпеть боль, а теперь накачанного неизвестным сияющим дерьмом, было такой же глупостью, как принимать его с распростертыми объятиями.
Воздух в лаборатории наполнял шепчущий гул, словно он стал воплощенным и на виски давила духота. То же чувство, которое мимолетно коснулось его, когда Мелькор открывал шкатулку.
Майрон задумчиво провел кончиками пальцев по прутьям клетки с крысами, продолжая наблюдать за возней грязных тварей.
Не Тангородрим и его корни. Тангородрим… вел себя иначе.
Ритм горы напоминал дыхание или сердцебиение спящего. Этот гул – видимо, песня каранглира – шуршание пауков в подполе.
Вот и первое, что он намеревался выяснить. Крысы то и дело становились проблемой шахтеров, а заодно и его головной болью, когда твари разносили заразу по орочьим городам. Приходилось уничтожать гнезда и возвращать наказания за грязные руки и одежду.
«Нужно узнать, заразен ли этот каранглир».
Майрон решительно хлопнул по стенке шкафа и кивнул Энгвару на клетку в его руках.
– Посадим к ним еще одну, красноглазую. Посмотрим, что будет. Неси их на стол.
Энгвар ответил легким полупоклоном, но не улыбнулся даже из вежливости. Лицо осталось неподвижным, а светящиеся красные зрачки – мертвыми.
– Я собирался провести этот эксперимент.
«Кто бы сомневался».
Клетка лязгнула у него в руках – длинная, тяжелая, громоздкая. Крысы засуетились и принялись метаться, раскачивая ее и пища. Энгвар уже поставил свою на стол, даже откинул крышку, прикрывая щель рукой, чтобы никто не сбежал.
Не то чтобы он любил возиться с этими уродливыми тварями, разносящими всякую дрянь, но приходилось.
Майрон уже запустил руку в перчатке внутрь и даже поймал одну из крыс, жирных и необычно сильных, когда та извернулась червяком в его стальной хватке кузнеца, завизжала так, что тонкий писк резанул слух, и изо всех сил вонзила зубы в перчатку, прокусывая ее вместе с кожей.
– Эй! – Майрон зло стряхнул брыкающуюся крысу в клетку Энгвара и, поморщившись, стянул перчатку.
«Вот же отродье из говна и грязи. Откуда только силы взялись».
На коже выступала кровь – три алых точки, между большим и указательным пальцем.
– Мразота, – тихо ругнулся он.
И поневоле поморщился, стряхивая запястье. Колючая боль мгновенно обожгла всю ладонь и отдалась тягучим спазмом в широкой части руки.
– Это просто крысы, Тар-Майрон, – как будто с усмешкой произнес Энгвар. Глаза его блеснули алым не то довольно, не то глумливо.
«Ну, порадуйся. Недолго осталось».
– Вижу, что не слизни, – хмуро огрызнулся он и щелкнул пальцами здоровой ладони Энгвару. – Дай мне спирт, горячую воду и чистые бинты. Желательно белые, а не красные – те и другие.
Он ничего не мог поделать с желанием хоть немного поглумиться. Энгвар, само собой, ему не ответил.
Укус болел. Не как обычная царапина – хуже.
Он знал, что не заболеет, как воплощенные, даже если в рану попадет грязь. Но эта боль подстегнула предпринять хоть что-то, казавшееся естественным.
«Если в укусе что-то и было, будем надеяться, что оно разойдется. Каранглир ведь растворяется в воде, так?»
Майрон накрыл след крысиных зубов ладонью, когда Энгвар ушел, и попытался разогреть собственную кровь и кожу. До того, что вся кисть засияла, словно раскаленная, и наверняка оставила бы ожог, коснись он кого-то из воплощенных.
Боль исчезла, пусть следы укуса никуда не делись, когда он закончил.
«Это просто царапина, в конце концов. Заживет».
– Я вчера разговаривал не с ним.
Майрон упрямо смотрел на орка перед собой. Тот сидел на грубой металлической постели: такой же, как все в общей комнате лечебницы, и хмуро уставился себе под ноги.
Помощник Нэтрона рядом с ним, неуловимо напоминающий разлапистое скрюченное дерево, зажато дернул острыми плечами.
– Но это именно он, господин, – голос майа звучал напряженно и недоумевающе. – Его зовут Углар.
«Ничего подобного».
Мог поклясться медальоном Мелькора на собственной шее, что на этой постели несколькими часами раньше сидел орк старше, чем этот. И с чуть более темным оттенком кожи. Похожий на своего предшественника, как близнец, но предыдущий точно был старше, будь он проклят!
Энгвар в углу комнаты хмыкнул.
– Я сам их то и дело путаю, Тар-Майрон. Они же все на одно лицо.
«Не на одно!»
Майрон хмуро покачал головой и ожесточенно сжал зубы. Машинально потер ноющую правую руку и сжал кулак на колене: укус затянулся и не кровоточил, но ладонь ныла пульсирующей колючей болью, в такт ударам сердца, до сих пор.
– Я знаю, кого я видел, – вязко процедил он, оборачиваясь на Энгвара. – Куда ты его дел?
А еще глаза всех крыс в клетке стали красными, и это означало одно – укус переносил каранглир. А значит, мог считаться не благом и не просто минералом, а настоящей заразой.
«Это не мощь, которая подарит нам новых солдат. Это болезнь, от которой нужно искать лекарство. Твою мать, которой не было, Энгвар, а была бы – точно вышла бы хуже человечьей потаскухи – во что ты нас втянул? Что ты, тупая девка, раскопал на дне своей шахты? Что ты здесь вывел?»
– Вы ошибаетесь, Тар-Майрон, – лениво возразил ему Энгвар, опираясь задницей на изножье кровати орка и скрещивая руки на груди. – Я лучше знаю жителей своего города.
«Я не ошибаюсь, безмозглый ты огрызок. Я помню лица. Даже слишком хорошо».
Он непроизвольно сжал зубы от импульса боли на внутренней стороне предплечья и размял руку, сжав кулак несколько раз и встряхнув запястьем.
Майрон еще раз посмотрел на орка.
«Нет. Это не тот. Но если это так – где предыдущий?»
Иногда ему казалось, что он слышит шепот. Будто в комнате разговаривал кто-то, кроме него, прямо за стенкой. Покалывающие прикосновения к разуму, дурманяще теплые, накатывали волнами, иллюзорным заблуждением, что не стоит искать опасность там, где ее нет. Что нужно пропустить в себя это чувство теплой безопасности, общности, прислушаться к другим голосам, отыскать песню, и тогда все будет хорошо.
«Нет. Если я не верю себе, я хотя бы верю ему».
Он начинал понимать, почему Мелькор выбросил кусок этого минерала и даже не пожелал к нему прикасаться. Сколько бы поцелуев он ни оставил на этом лице – Мелькор если не знал больше, то чувствовал… чище. Оставался единственным среди них первобытным инстинктом. Той силой, которая безошибочно чуяла чужаков в своих владениях, знала каждую ноту своей мелодии и отличала фальшь и подделку с иррациональной безошибочностью.
Если первому среди Валар, будь он хоть тысячу раз просто его мужчиной, не понравилась проклятая сияющая штуковина, потому что пыталась залезть в голову – значит, она была опасна. Даже для них.
Майрон глубоко вздохнул, оглядывая комнату вокруг. Энгвар продолжал на него пялиться с вежливо-внимательной ухмылочкой, которую он бы с удовольствием стер кулаком по зубам.
Орки, принявшие каранглир, сидели на кроватях, будто куклы. Все в одинаковых позах, все – молчаливые и окаменевшие, как немногие големы, которыми изредка управлял Мелькор. Последние не двигались, пока он не приказывал. Лежали и смотрели пустыми глазами в потолок месяцами, пока о них не вспомнят. Жили, но только телом.
Каранглир делал с орками то же самое. Или подобие этого.
Если не хуже.
– Может, ты и прав, – солгал он Энгвару. – Займись крысами. Я еще понаблюдаю за ними.
«Точнее, поищу, где ты наследил».