- Теперь многое встало на свои места, - резюмировал Тристан.
Небрежным жестом Гильдергедоран велел отдать мне оружие, через несколько секунд оказавшееся в моих руках. Рукоять Легионера приятно холодила руку и внушала уверенность в собственных силах. Я с трудом удержал себя от того, чтобы достать верный меч из ножен и удостовериться в его реальности. Вряд ли кто-нибудь из стражи Тристана смог бы верно оценить мои действия и не проткнуть копьем на всякий случай.
- Вы оказали услугу мне, а я - помогу вам, - примирительно протягивая руку, сказал Тристан, - всё же я надеюсь, что Килмар, будь он реальным богом или колдуном, одурачившим целую фему, вашими стараниями попадет на костер.
- Я, кажется, обещал комиту быструю смерть. Это можно исполнить?
- Ему бы стоило отрубать по куску плоти каждые полчаса и прижигать раны каленым железом. Но... так уж и быть, лишится он только самой важной части своего тела.
- Надеюсь, речь идет о голове.
- А я уж хотел вас провести, - рассмеялся Тристан, - мои люди сопроводят вас и ваших спутников до гостиницы. Завтра вы получите всё необходимое. А когда кончится дождь и выздоровеет мастер Альвин, можете отправляться в путь.
Я пожал протянутую руку и, развернувшись, вышел прочь, заочно распрощавшись с рыцарем навсегда. Если инквизиция прознает о том, что Тристан был посвящен самим Килмаром, костра ему не избежать. Даже его героическое «спасение» Гелема от последователей лесного бога не будет стоить ни медяка, поскольку принцип работы инквизиции всегда остается одинаковым: «Убейте всех, кто притрагивался к ереси. Мертвые, как правило, не склонны к размышлениям о природе Бога, и потому не имеют сомнений». До прихода легионов Тристан наверняка успеет замести все следы, представив свои действия как храброе восстание против впавших в ересь правителей города и его церкви. Единственным человеком, способным обличить рыцаря, оставался лишь я. Но по какой-то причине Гильдергедоран не пожелал убивать меня, дабы обезопаситься от всех нападок святых отцов. Возможно, и вправду осознал: я только на своей стороне, и ни до чего нет мне дела, кроме единственной цели, которая лежит совсем в другой области бытия.
Чистая постель приняла меня в свои теплые объятия, рассеивая холод и сырость, царившие снаружи. Огонь в камине отбрасывал длинные тени, пляшущие на моём лице, и треск поленьев вместе с гулом пламени убаюкивали мой взволнованный разум. Постепенно я смог заставить себя вытеснить прочь все ненужные мысли и закрыть глаза. Сон укрыл меня темным покрывалом. И снова пришел Он.
***
Аврелия. Имя её подобно теплому мёду на дне хрустального бокала с терпким вином. Черты лица её - истинное совершенство, за которым скрывается чернильная темнота. Глаза её - темный янтарь, проглядывающий через толщу бирюзовых вод, а губы - пурпурные кораллы.
Третий год от основания Седьмой Империи, провинция Нижняя Гельвия, небольшой городок около безымянной речки, протекающей на дне безымянной лощины.
Мы лежим в объятьях друг друга, наслаждаясь тем, что оставила нам страсть минувшей ночи и утренней прохладой. От нее исходит соблазняющий запах свежего сена и полевых трав, смешанных с жаром молодого и горячего тела, и во всем мире, казалось, нет ничего более важного, чем этот рассвет, встречаемый в маленьком доме на берегу реки. На столе - пара медовых сот, козий сыр, лепешки и кувшин с молодым вином, на полу - наша одежда. В углу удобно примостился Легионер, сверкающий стальным навершием в лучах утреннего солнца. Рядом с ним - мой кожаный пояс с розыскной грамотой и ордером на арест, выданным на её имя. Аврелия...
Кем она была? Я так и не нашел ответа на этот вопрос. Демоном, человеком, ведьмой? Пожалуй, всем понемногу. Я искал исчадие адской бездны, но нашел покой своей истерзанной душе и страсть, забытую уже и погребенную глубоко в душе. Мы встретились лишь потому, что оба искали смерти, два одиноких обескровленных сердца, каждое из которых по-своему боролось против целого мира. Смерть, в конечном счете, нашла того, кто её искал, но не меня. Я был ей безразличен. И потому она забрала Аврелию, подарив долгожданную свободу этой прекрасной, но измученной душе.
- Рано или поздно ищейки Ордена найдут нас. И никакая магия не поможет избежать этой встречи, - тихо шепчу я прямо в маленькое и нежное ушко Аврелии.
- Я бегу так давно... просто давай насладимся отведенным нам временем, - так же тихо отозвалась она, устремляя на меня взгляд своих темных глаз.
И мы наслаждались этими последними часами, последними в её жизни. Я привел лучших охотников сюда, в этот маленький городок, к самому порогу дома Аврелии. Но она не стала убегать. Боги дали нам ровно неделю, и время это, пролетевшее быстрее мгновения, было самым счастливым для меня за последние десять лет. То была не любовь, нет, но нечто не менее изумительное. Костер этого чувства, вспыхнувший подобно солнцу, так же быстро обратился в пепел, и пепел этот, смешавшийся с горькими слезами, застыл на моей душе, сокрыв кипящую в глубине боль от всего мира.