- Что с тобой происходит, друг мой? - подсев к Альвину, я с удивлением обнаружил, что вино почти не тронуто.
- Если бы я знал, давно бы уж сказал, - отмахнулся он.
- Даже вино перестало помогать?
- Дело не в этом. Просто я уже устал пить. А ведь это была моя единственная отрада в жизни.
- Что-то подсказывает мне: не в этом дело.
- Эта земля истощает меня - вот в чем дело. Здесь холодно, сыро и темно, и ночные кошмары уже не притупляются ничем, даже маковым молочком.
- Что за кошмары? Ты мне до этого ничего не говорил о них.
- Ты знаешь, какие. За годы они ничуть не изменились, однако здесь отчего-то стали донимать меня каждую ночь. Очень яркие и такие... реальные. Не знаю. С тех пор мне хочется только умереть, и подняться на ноги с утра мне помогает только мысль о том, как хорошо будет вернуться в Стаферос, подальше от этой проклятой земли.
Изможденное лицо его, непривычно заросшее редкой щетиной, исказилось гримасой боли, будто от ноющего зуба. По впалым щекам пробежала дрожь, но через секунду Альвин справился с собой, и посмотрел на меня почти ясными глазами.
- Не обращай внимания, просто остатки болезни.
- Меня почему-то не покидает ощущение, будто не в ней дело. Могу сказать только, что кошмары эти, быть может, порождены вовсе не злосчастной землей Ауреваля, а чем-то большим.
- Что ты имеешь в виду? - мгновенно посерьезневшее лицо Альвина, до того пребывающее в болезненном спокойствии обратилось ко мне, и во взгляде его я прочел не самый приятный для себя вопрос.
Да, я слишком долго хранил существование Пугала в тайне, даже от лучшего друга, не говоря уже обо всех остальных. Но Августин счел мои видения галлюцинациями, а меня - сумасшедшим. Пусть не так категорично, но намек на это отчетливо читался в его прощальных словах. Быть может, тлетворное влияние Килмара так подействовало на старика, но уверенно говорить об этом пока было рано. Обида моя и горечь от такого отношения к себе со стороны друга и учителя по здравому размышлению вскоре отступили, ведь я много думал об этом в течение последних трех дней, и потому смог разобраться не только в своих мыслях, но и чувствах. Однако осадок остался. И с осадком этим следовало разобраться, дабы поступить в конечном счете так, как должно, не поддаваясь обиде. Вот и сейчас я раздумывал над тем, стоит ли рассказывать Альвину правду, или же необходимо сохранить всё в секрете до самого последнего момента, когда утаивать секрет станет попросту невозможным. Чувство это разрывало меня на части, и я никак не мог решиться, мучительно выбирая в эти мгновения, как же поступить. Да, он мой друг, он прошел со мной через все беды и через все трудности жизни, но сможет ли его отравленный кошмарами рассудок принять эту правду? Сомневаюсь. Но попробовать стоило.
- На ночной стоянке я поделюсь с тобой кое-какими соображениями на этот счет, - медленно, подбирая каждое слово, сказал я, старательно наблюдая за реакцией Альвина, - а сейчас давай собираться и валить отсюда.
Но убраться из Гелема нам не дали, потому как Корнелий всё-таки прознал о делах Тристана, и прислал армию.
Глава 8
О том, что к Гелему приближается войско стратега, известил набатный колокол, ударивший совершенно неожиданно и страшно. Протяжный гул его в мгновение ока пролетел по окрестностям, заставляя перепуганных жителей бросить все свои дела и вывалить на улицы в ожидании разъяснений. Сначала все замерли, вслушиваясь в тревожный голос колокола, но затем, подобно волне, среди толпы начал распространяться тихий шепот, постепенно превращающийся в крик.
Собрав остатки вещей, мы галопом устремились к тому месту, где нас должен был встретить Тристан. Но рыцарь опередил нас, во главе кавалькады выехав нам навстречу. Обеспокоенное лицо его растеряло всяческие черты благородства и добродушия, и напоминало теперь лицо перепуганного мальчика, застигнутого за воровством соседских яблок.
- Стратег всё-таки опередил имперские легионы, - резко осаживая коня, Тристан едва не задавил попавшуюся на пути группу людей, куда-то бестолково бежавших, - три тысячи солдат сейчас направляются сюда, вся турма Флавия.
Мне очень хотелось отпустить какую-нибудь колкость, но я сумел сдержать себя. От Морхейма до Гелема дней шесть пути по тракту, для мобилизации стратиотов - еще дня три-четыре, если воины еще не были собраны в войско. Выходит, Корнелий оказался-таки извещен о предательстве Тристана, скорее всего кто-то успел отправить голубей, когда началась резня. А может быть, и раньше, заподозрив неладное. Как бы то ни было, выстоять против целой турмы, превосходящей количеством жителей города раза в два, шансов не было никаких.