- Теперь, прожив вечность, я уже не боюсь смерти. Но в этом ты неправ. Мы не боялись умереть, мы жаждали только того, чтобы после смерти муж снова соединился с женой, родители вновь обрели детей, а дети - родителей. Чтобы смерть больше не разделяла человеческие судьбы, и в мире стало бы меньше горя и боли...
- Оставь при себе эти благие речи. Лучше скажи мне, как остановить Килмара. А я подумаю над тем, стоит ли мне вообще это делать.
- Как я и говорил, выбор был очевиден. Когда ты поглотишь меня и вернешься на Хвилею, тебе не составит труда отыскать мятежного бога. Тебе придется сразиться с ним на равных, и только от тебя будет зависеть исход этой битвы, поскольку проходить она будет не в Изнанке, как ты ее называешь, а в реальном мире. Чтобы убить его, нужно поглотить его плоть, его сущность, всю без остатка, чтобы изгнать в пустоту - достаточно просто открыть сюда проход и запечатать его за ним. Но помни: он уже один раз смог вернуться, и наверняка сделает это снова.
- Для того чтобы взять твою жизнь, мне тоже нужно съесть твою плоть? Как ты вообще себе это представляешь?
- Нет, меня есть не нужно, я существую теперь лишь в виде энергии, бестелесного разума. Тебе достаточно вспомнить всё то зло, что я причинил тебе, и отдаться ярости, копившейся в тебе все эти годы, но будь крайне осторожен: открывшиеся чувства и знания могут свести тебя с ума и уничтожить. Тебе придется запереть их в самой далекой комнате твоего разума, и беречь как зеницу ока. В своё время тебе придется дать им свободу, и тогда твоя человеческая сущность переродится в нечто новое, способное противостоять Килмару.
- Но как мне вернуться обратно? Как понять, когда воспользоваться тем, что я вынесу отсюда?
- Мироздание подобно полотну, у которого есть лицевая сторона, и есть обратная, где находятся швы, соединяющие части ее воедино. Всё остальное пространство - это Ничто, область, где нет ни пространства, ни времени. Сравнение, конечно, так себе, но доступными разуму человека словами можно объяснить только подобным образом. Потому как Изнанка также имеет свою оборотную сторону, более тонкий слой, отделяющий бытие от небытия. В месте, откуда был изгнан Килмар, осталась дыра, точнее, ткань мира в этой части истончилась, и вновь разорвать ее для тебя не составит труда. Тебе предстоит найти ее, и через нее вновь проникнуть на тот план бытия, где сейчас находится твой враг. Ты можешь потерять всю свою память и самое себя, а можешь - лишь часть воспоминаний. Тебе придется самому во всем разобраться, я не могу помочь тебе.
- Это всё, что ты можешь мне сказать? У меня осталось еще так много вопросов. Неужели тебе так не терпится умереть?
- Мне нет нужды объяснять тебе что-то еще. Вскоре ты сам всё поймешь.
- А если нет? Скажи мне только: Пугало - реальность или моя выдумка?
- Теперь - он такая же личность, как и ты. И всё благодаря тебе. Прими его, и ты обретешь недостающую часть себя. Станешь целым. Вопрос лишь в том, кто из вас больше подходит для главенства разума.
- Что ты подразумеваешь под главенством? Он может поглотить меня?
Но Антартес то ли не счел нужным ответить на мой вопрос, то ли уже готовился к окончательному слиянию с пустотой. В сгустившейся тишине на меня вновь нахлынули образы и мысли, казалось, мне не принадлежащие. Я вновь соскользнул в пучину безумия, и разговор этот начал истаивать в моей голове, сливаясь с чередой красочных образов. Ничто обернулось ярким солнечным днем в роще близ Стафероса, и я стал центром этого нового мира, его пространством и временем, началом и концом. В месте, где не было ничего, мой разум породил собственное мироздание.
Глава 10
Я открыл глаза и посмотрел в безбрежное небо, безучастно взиравшее на меня едва различимыми силуэтами Близнецов. Я лежал на мертвой, холодной и сырой траве, ощущая множество корней, пытавшихся выбраться из-под земли, и теперь впивающихся мне в спину. Я снова мог видеть, слышать, осязать. И это чувство казалось теперь самым прекрасным из того, что может вообще быть в мире. Нет для меня ничего более желанного, чем видеть небо и солнце, чувствовать под собою землю, напоённую запахами поздней осени, ощущать на своём лице дуновения холодного влажного ветра и прикосновения пожухшей травы, слышать пение птиц и шум ветвей. Был ли это просто кошмар, какие мучали меня раньше? Небытие, голос Антартеса и безграничная жажда, охватившая меня после того, как последние слова были произнесены? Быть может, я всё-таки сошел с ума, и убежал из лагеря, движимый приступом помешательства? Лес вокруг казался мне незнакомым. И, более того, живым, совершенно отличным от того, что я видел в лесу Килмара.