Сейчас войско Сервия Магна стояло в дне пути от Морхейма, пережидая непогоду. Метель и холода остановили машину легиона и легат, рассчитывавший успеть занять город до наступления зимы, уже на берегу Полыни осознал неосуществимость этих планов. Казалось, сам Ауреваль пытался остановить его продвижение, и, не исключено, что так оно и было. Я не знал, насколько далеко простираются возможности Килмара, однако эта непогода очень уж походила на отголоски манипуляций Альвина с Изнанкой. Каррас, всё также окутанный туманом, еще более замедлил марш легионов, поскольку город являлся крупным центром целой турмы, перекрывающим тракт, к тому же, именно там располагались многочисленные склады с провизией, так необходимые армии сейчас, когда воды Полыни, как никогда бурные, окончательно отрезали сообщение Ауреваля с внешним миром. Неизвестно, что руководило Сервием Магном, решившим пополнить запасы провизии зачисткой местности, однако многодневные старания его увенчались только десятком убитых местных охотников и парой добытых оленьих туш. Всё остальное лесные жители и немногочисленные фермеры утащили в свои тайные лесные логова, оставив легионерам только пустые амбары и кладовые. Запасы провизии стремительно таяли, и, поняв, что ловить здесь больше нечего, Сервий наконец отдал приказ о взятии Морхейма. Почти достигнув своей цели, армия напрочь завязла в снегах, и к тому же оказалась на грани голода. Пятнадцать тысяч солдат съедали в день столько, сколько не смогли бы им добыть все местные охотники, и потому единственной надеждой для Магна теперь было лишь взятие столицы фемы. Но только после того, как прекратится метель...
Я лежал в теплой меховой постели и слушал завывания ветра за плотной тканью палатки, принадлежавшей Авлу, который сейчас убежал куда-то по своим делам. Тепло, исходившее от жаровни в центре палатки, едва ли могло кого-либо согреть, однако после нескольких дней, проведенных на морозе, мне казалось, будто я познал истинное блаженство. Пальцы на ногах и руках почернели, но я запретил лекарю их отрезать. Если я правильно угадал пределы способностей моего организма, через пару недель всё должно зажить. Если же нет... тогда мне уже ничто не поможет. Однако если я стану инвалидом, неспособным взять в руки меч, со мной всё равно уже будет всё кончено, если только я не решу принять дар Антартеса.
Всё тело болело и ныло, и потому я никак не мог сосредоточиться на самом важном на данный момент: на предстоящей битве с Килмаром. Если легионы войдут в город, мне придется первым делом организовать поиски Мелиссы и обеспечить ее безопасность, однако что-то подсказывало мне, будто Корнелий не станет сидеть за стенами, и, будучи уверенным в своём покровителе, постарается навязать Сервию бой по своим правилам. Но у физической боли были и свои положительные моменты: я был полностью на ней сконцентрирован, и муки выбора вкупе с бессилием и невозможностью повлиять на исход предстоящей битвы почти не тревожили меня, как это было прежде. По крайней мере, цели мои стали отчетливо видны, поскольку скрывавший их туман рассеялся и мой разум наконец очистился от его тлетворного влияния, но вот средств для достижения этих целей у меня не оказалось никаких.
Пусть Августин и оказался на стороне врага, я все равно надеялся спасти его. Килмар лишил его той ясности рассудка, какой теперь обладаю я, отравил его сознание ложными надеждами и заставил предать дело своей жизни, однако я не переставал надеятся, будто смерть демона развеет его злые чары, и старик осознает то, что натворил под их действием. Нужно во что бы то ни стало успеть забрать Мелиссу, Альвина и Августина из этой проклятой земли, убить физическое воплощение Килмара, но и самому не перестать быть человеком. Нужно избавиться от той силы, что засела в глубинах моего разума, иного выбора у меня просто не было. Но как это сделать? Пожалуй, единственным выходом была лишь смерть, и некому было помочь мне советом, оставалось действовать как и всегда в надежде на положительный исход. А иного я так и не смогу придумать, поскольку привык в таких случаях полагаться только на удачу.