- Она погибла по твоей вине! - отчеканивая каждое слово хлестким ударом, инквизитор окончательно оттеснил меня вглубь строя, давая своим людям возможность прорваться вслед за ним.
- Ты заставил ее пойти против собственного отца и тем самым погубил ее!
Я плохо соображал, и никак не мог понять смысл его слов, приходившихся на каждый удар его чудовищного оружия. Перед моими глазами стояли лишь окровавленные и местами сплющенные шипы моргенштерна, и мой собственный меч, покрытый зазубринами в тех местах, где он столкнулся со сталью оружия Августина. Казалось, еще один удар, и меч мой разлетится на тысячи осколков, а тяжелый шар расколет мою голову. Конь подо мной хрипел и брыкался, сжатый со всех сторон телами убитых, которые не могли даже упасть в тесноте битвы. И только царившее вокруг безумие не давало мне постичь смысл доносящихся до меня слов. Я попытался атаковать в ответ, но всё, чего смог добиться - это секундной передышки, после чего прорвавшаяся конница, ядро которой составляли алые доспехи бывших инквизиторов, смяли последний очаг организованного сопротивления на этом фланге. Вынырнувшее будто из ниоткуда копье, пробило мой доспех, будто он был сделан из мягкой бумаги, а не из многослойной стали, изготовленной лучшими мастерами империи. Я не почувствовал ни боли, ни страха, бесстрастно уставившись на длинное древко, обломившееся и застрявшее где-то под самым моим сердцем. От удара меня откинуло назад, но высокое кавалерийское седло не позволило мне упасть навзничь, повредив однако спину, отчего я перестал чувствовать собственные ноги. Смертельный холод начал растекаться внутри, под доспехами, но я уже не мог осознать этого, погрузившись в черный как смоль туман. Из последних сил я выпрямился и посмотрел туда, откуда пришел удар, но лишь затем, чтобы увидеть, как ала катафрактариев длинными копьями, подобно урагану, сметает захваченных боем противников. Передо мной теперь возвышался один лишь вал из убитых и умирающих, и я вскоре должен буду присоединиться к ним. Августин исчез, как и его сподвижники, убитый движущимся на огромной скорости частоколом копий воинов Авла. Мой друг и учитель присоединился к десяткам тех, кого мне было суждено потерять. Но о ком он говорил в свой последний час? Надвигающаяся тьма огласилась яростным ревом, прокатившимся над всем полем битвы. Килмар наконец пришел за мной.
Глава 11
Тьма, бесконечная и абсолютная, окутала весь мир. Порой она лишь создавала иллюзию всеобъемлемости, как бывает, если ночью облака скрывают звезды, но сейчас я почему-то был точно уверен: этой тьме нет конца. Но это было не Ничто, в котором мне не посчастливилось побывать, наоборот, эта тьма - целый мир, невидимый для человеческих глаз. Здесь кто-то обитал, в этих безбрежных водах океана тьмы таилась если не жизнь, то ее подобие, и я даже догадывался, кто приходился ей хозяином.
Я ощутил себя лежащим на чем-то мягком, укрытым толстым и теплым одеялом. Холод пронзившей меня боли отступил, размылись последние воспоминания о битве, и теперь я оказался в полной безопасности вдали от всего того, что могло причинить мне страдания. Во тьме отчетливо стали прорезаться очертания большой комнаты: вот платяной шкаф, вот стол и стулья, вот большой и мягкий диван, на котором так удобно и приятно сидеть вечерами при свете свечей, положив голову на колени читающей мамы. Откуда эти воспоминания в моей голове? Я попытался встать, и тело показалось мне совершенно чужим. Маленькие тощие ручки едва ли напоминали мои прежние, и легкий укол ужаса заставил меня вскочить на ноги, запутавшись в одеялах и едва не свалившись на пол. Кошмар. Обычный ночной кошмар. Мне снилось, будто я стал совсем взрослым, но чем конкретно я занимался, когда вырос, вспомнить казалось уже трудновато. Наверное, стоило позвать родителей, которые наверняка приласкали бы меня, успокоили и напоили чаем с медом, заверив, что сны - лишь наша фантазия. Но какая-то частичка меня еще сопротивлялась этому желанию. Я потер глаза, слипшиеся ото сна, и, надев тапочки, отправился в сторону двери. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь звуками моих шагов, я пытался определить, не спит ли кто-нибудь в столь поздний час, но, в конечном счете, бросил эти попытки, поскольку кроме собственного дыхания не мог услышать абсолютно ничего.
Открыв дверь и выйдя в длинный просторный коридор, я погрузился ногами в пушистый ворс ковра, приятно щекочущего кожу. Не горело ни единой свечи, хотя обычно в такое время слуги оставляли несколько на случай, если кому-нибудь и домочадцев захочется прогуляться по естественным нуждам. Стул в конце коридора, освещаемый лунным светом, на котором обычно всегда дежурил престарелый слуга, пустовал, и странное чувство постепенно стало заползать ко мне в сердце. Что-то здесь было не так, как всегда. Не выдержав надвигающихся ощущений, я громко позвал маму по имени, всплывшему в моей голове только сейчас, но голос мой оказался слишком тихим и хнычущим, поэтому вряд ли кто-то мог услышать его. Кроме монстров, обитающих в темноте.