Я не нашел в себе сил вымолвить хотя бы простое «да», поэтому просто коротко кивнул, ощущая, как когти страха постепенно отпускают меня, оставляя после себя лишь маленькие кровоточащие ранки. Я дрожащей рукой указал туда, где секунду назад находилось пугало, но когда сам повернулся посмотреть на то, что от него осталось, ничего не обнаружил.
- Пойдем-ка, - усмехнувшись, отец взял меня за руку и повел к лестнице, ведущей на первый этаж.
Мы дошли до входной двери. Здесь он взял с вешалки теплый шерстяной плащ и заботливо укутал меня, пробурчав себе под нос что-то про холодные стаферосские ночи. Ночная прохлада приятно охладила мою разгоряченную голову, однако сгустившаяся вокруг тишина и темнота вновь вызвали успевшее немного утихнуть чувство тревоги. Я крепче схватил отцовскую руку, снова вызвав добродушный смешок с его стороны. Мы сошли с аллеи, ведущей к парадному входу в поместье, и вышли к полю, на котором росла пшеница. Посреди созревших уже колосьев я разглядел то, чего так боялся: торчащий посреди казавшегося бескрайним поля шест с перекладиной, на котором тихо и мирно восседало пугало, склонив соломенную голову набок. Сердце мое забилось чаще, и я почувствовал в горле комок горечи, перехвативший моё дыхание. Но чудовище казалось самым обычным пугалом: глаза-пуговицы не горели серебряным огнем, тени, отбрасываемые им на созревший урожай, были самыми обычными, и вовсе не выглядели посланниками из бездны.
- Вот что, друг мой. Раз ты так боишься моей старой туники, надетой на пучки веток, мы его уберем отсюда. Согласен?
Я снова кивнул, занятый разглядыванием жуткого «лица», пытаясь не проморгать момент, когда он оживет. Рядом с отцом это было почему-то совсем не страшно. Он снял его с шеста и закинул на плечо, отправившись в сторону стоящего невдалеке каменного сарая, используемого для хранения всяческого садового инвентаря. Открыв толстую дверь, отец зашвырнул чучело внутрь и повернулся ко мне, демонстративно отряхивая руки.
- Отсюда ему не выбраться, - присев на одно колено, отец заглянул мне в лицо, - смотри, сейчас я повешу сюда замок, и он вынужден будет оставаться здесь. Знаешь, почему?
- Нет.
- Нечисть боится железа, вот почему. На окне сарая решетки, на двери - замок. Если он преследует тебя, наверняка это страшная нечисть. И теперь она будет обитать здесь, а ты сможешь спокойно спать. Знаешь, как можно совладать с подобными страхами?
- Нет, - снова повторил я, смущенный собственным поведением.
- Просто представь, что запираешь этот страх в этом сарае. Возьми его и зашвырни подальше, а потом закрой дверь и навешай замок. Пусть он навсегда остается там. И если твой страх будет пытаться вылезти, повторяй процедуру снова и снова, навешивай такое количество замков и засовов, какое душе угодно. И однажды ты поймешь, что всё, чего ты боялся, навсегда заперто здесь, и больше никогда не сможет причинить тебе вред. Со временем ты забудешь дорогу к этому сараю, и страхи твои исчезнут навсегда.
- А если кто-нибудь откроет эту дверь?
- Я прослежу, чтобы она оставалась закрытой, - улыбнувшись одними лишь уголками рта, отец привлек меня к себе и крепко обнял, - а теперь пойдем спать.
Я также крепко попытался обнять его в ответ, но руки мои ухватили лишь пустоту. Открыв глаза, я обнаружил, что стою в поле совершенно один. Дверь в сарай с тревожным скрипом начала открываться, и оттуда вновь принялась разрастаться, подобно гнили, непроницаемая тьма.
- Всё, что осталось от тебя - это я, - раздался хриплый каркающий голос.
Я не мог пошевелиться, не мог закричать. Всё мое тело онемело и перестало меня слушаться, поэтому единственное, что мне оставалось - это безвольно наблюдать, как отвратительный силуэт пугала неспешно надвигается на меня.
- Ты и сам забыл, как запер меня здесь, в отдаленном уголке собственного разума. Но именно поэтому Багряное Пламя не смогло меня уничтожить. Ты - это я, а я - это ты, теперь придется осознать это. На пороге смерти мы стали едины, только так можно спастись. Протяни же наконец мне свою руку.
Я ощутил невероятный холод, парализовавший конечности. Опустив взгляд, я увидел обломок копья, застрявший под самым моим сердцем. Кровь стекала по пластинам брони, сверкая в лунном свете подобно жидкому серебру, именно так, как сверкали глаза Пугала. Чудовищный ворон на его плече смотрел на меня глазами-пуговицами и качал черной головой, будто осуждая.
- Твоя любовь мертва, твои друзья - мертвы, твоя империя прогнила и скоро обрушится. Очень скоро закончится и твоя жизнь. Остался только я. Совершенный бог великой Тьмы, воплощенный кошмар, рожденный твоим разумом. Именно этого хотел от тебя бедный Антартес, не так ли?