Почти на закате, когда я заканчивал чтение, со двора послышались голоса прибывшей кавалькады всадников и я, отложив оставшиеся листы, поспешил на свежий воздух, надеясь услышать хоть какие-нибудь известия, хорошими они будут или плохими.
- Я уже раз десять вытаскивал из прибрежной жижи алые доспехи, и каждый раз надеялся, что это будешь не ты, командор - донесся до меня знакомый голос, стоило мне выйти на покрытый брусчаткой плац.
Ко мне, рысью двинув коня, устремился один из прибывших разведчиков, в котором безошибочно угадывался имперский инженер, а по совместительству и мой давний друг и соратник - Альвин. Гладко выбритые щеки его, как обычно отливали нездоровой синевой, а запавшие темно-карие глаза казались двумя кляксами на бумажном лице. Я уже и не мог вспомнить, когда видел его в более приличном состоянии, поскольку Альвин, казалось, никогда не спал, а если и спал, то только после хорошей выпивки, что также не добавляло положительных черт его внешнему виду.
- Мои алые доспехи я решил оставить дома, - усмехнулся я, - возможно, именно поэтому тебе не пришлось их ниоткуда вытаскивать.
Командором я значился только номинально, по поводу чего Альвин никогда не переставал меня подкалывать, поскольку из всего Кабинета к текущему моменту в живых остались только три человека, двое из которых - глубокий старик и толстый монах, безвылазно сидящие в Стаферосе, занимавшиеся теперь непонятно чем.
Альвин же, в отличие от меня, занимал должность весьма почетную и куда более значимую, хотя и меньшую по рангу, согласно уже полсотни лет не перерабатываемому Уставу Ордена. Инженеры, можно сказать, работали с материей самой вселенной, и потому многими презирались и вызывали ненависть, поскольку как минимум были непостижимы для обычных человеческих умов. В народе их называли колдунами или магами, но всё-таки их дело было далеко от чудес, приписываемых народным творчеством. Инженеры были неразрывно связаны с наукой, что было четкой прерогативой высшего эшелона Ордена. В то время как низы были слепы и глухи в своей вере, иерархи в свою очередь должны были знать об этом мире всё, и желательно одну только истину, постижимую всеми доступными людям способами. Только так на протяжении столетий Орден и смог пережить все бесчисленные беды, рушившие империю: голова думает, а тело - беспрекословно подчиняется. Рука не задумывается, нужно ли ей взять в руки меч и каково ее назначение в этом мире, за нее всё решает голова, поскольку именно она знает, что и как лучше сделать.
- У меня отличные новости: нашлось четвертое судно со всем экипажем, - слезая с коня, провозгласил Альвин, - каким-то чудом им удалось проскочить скалы и пристать к берегу, за что их капитану - честь и хвала.
- Я думал, скалы непроходимы, да еще и в такую бурю.
- Это как посмотреть, - отдавая повод конюху, Альвин даже не заметил, что хлестнул того ими по лицу.
- Каким бы ни был искусным капитан моряком, пройти в подобный шторм прибрежные скалы и не разбиться - иначе как божьим чудом и не назовешь.
- Божье чудо, друг мой - это то, что тебе удалось спасти весь груз вина. Всё остальное - мастерство и банальное везение.
- Когда это ты успел прознать о вине? - пытаясь припомнить, как велел распорядиться с золотом и вином Преподобный, удивился я.
Но, судя по запаху, Альвин, похоже, даже успел приложиться к тем припасам, что мы так бережно сохранили специально для моего друга, и которые тащили больше сорока миль по раскисшему и грязному берегу.
- У нас, знаешь ли, свои тайны, - как всегда отшутился Альвин, - и простым смертным в них лучше не лезть.
- Спросил у коменданта?
- Может, и спросил, а может, и нет. Нужно старика проведать да готовиться в путь-дорогу.
- Думаешь, не будем ждать погребения?
- Все тела, что патрули нашли, ещё как минимум несколько дней сюда добираться будут, пока телеги по этому безобразию пройдут туда да обратно. Я думаю, здесь пару человек для церемонии Преподобный оставит, ну а мы как можно быстрее в Морхейм двинем.