- Идем, конечно... - рассеяно ответил я, пытаясь подняться.
У костра, подобного солнцу в этой невероятной темноте, собралась небольшая компания из трех человек один из них - маленький и какой-то нескладный, с большими оттопыренными ушами и крысиными красными глазами - Евгений, один из приближенных к Августину клириков. Судя по размашистости его движений, приор уже изрядно набрался, и маленькие глаза его заплыли еще больше. Рядом примостились двое наёмников, имён которых я не знал, но оба они почти не обращали внимания на разошедшегося Евгения, только устало глядели на огонь, и поочередно подбрасывали в костер ветки.
Мы остановились лагерем в трех дневных переходах от заставы, когда солнце едва лишь начало клониться к земле. Проводники объяснили, что лучше разбить лагерь до темноты, и теперь я понял, почему. Здесь, в Ауревале, как будто не было звезд, и даже свет Близнецов, казалось, не проникал под полог совершенной тьмы, окутывающей каждую ночь эту землю. У берега Полыни это странное явление еще не казалось таким заметным, но здесь, по пути к Каррасу, мы будто оказались на самом дне глубокого колодца, крышку которого кто-то по вредности своей решил закрыть. Тишина и темнота опутала нас, и у многих от этого начались странные бредовые видения, не дававшие спокойно заснуть. Костры стали единственным спасением, и только треск горящих поленьев нарушал абсолютную тишину окружающего тракт леса. Но некоторым не помогало и это, поэтому запасы вина стали истощаться куда быстрее, чем было запланировано.
- Какой позор, говорю я вам! Со времён утверждения Седьмой империи не прошло и двух десятков лет, а всюду уже чувствуется этот смрад разложения. Что осталось от того великого государства? Даже длину мы теперь мерим в малькатских футах, ярдах и милях, Синклит превратили в Коллегию Кардиналов, а сам Орден переиначили так, что смотреть противно. Всюду эти аррендорские словечки, наплыв наёмных рыцарей, что так безбожно топчут нашу древнюю культуру! Раньше императору «ты» говорили, потому как один человек никак «вы» не может быть, сейчас и свинопасу выкать принято...
На глазах Евгения выступили пьяные слёзы. Похоже, приор не спал уже вторую ночь, и недосып вкупе с вином сделали его чересчур чувствительным. Я аккуратно присел на корягу напротив наёмников и по правую руку от Евгения, Альвин же уместился прямо на земле, проворно вынимая из ослабших рук приора мех с вином.
- Что ж я теперь... приор... Раньше был пресвитером и ничего. Ничего, что должность мелкая, зато чувствовалась еще длань разящая Антартеса Светоносного, так и любой пресвитер мог нынешним приорам показать, какую силу духа иметь надобно.
- Так ведь, дорогой мой Евгений, не отказался ты от приората, когда Орден подвергался реформам да всех противников на кострах жгли, - вклинился в его речь Альвин.
- А что ж мне делать-то было? - взмахнул руками приор, будто намереваясь взлететь, - богу-то всё равно одному молимся, уж поступиться званиями этими да прежней иерархией - меньшее из зол, нежели на костре гореть.
Так фамильярничать с приором мало кто мог себе позволить, даже с пьяным Евгением старались держаться почтительно. Но Альвин имел такую родословную, которая позволяла по-приятельски общаться даже с императором, не говоря уже про иерархов Ордена. Строгой подчиненности у имперского инженера никогда и не было, поэтому ушлый Альвин мог себе позволить поболтать по душам и с Августином, и вхож был к самым влиятельным магистрам.
- Так значит, ты своими руками и позволил свершиться тому, что сейчас так осуждаешь, - резонно заметил Альвин.
- Я был один против всех!
- Может, стоит передать твои слова вот хотя бы Преподобному. Так у тебя сразу появится возможность снова побороться за справедливость. Правда, уже на пыточном столе.
- Антартес с тобой! - будто даже немного протрезвев, завопил Евгений, - дашь ты старику поворчать о былых временах или нет?
Наёмники, всё это время едва сдерживающие усмешки, на этот раз разразились хриплым смехом, но быстро взяли себя в руки и с опаской теперь поглядывали то на Альвина, то на Евгения, боясь выказать своё присутствие. Теперь, конечно, Инквизиция стала куда более мягкой, чем в былые времена, но всё-таки даже слышать, как кто-то насмехается над самим приором, в любое другое время было бы чревато последствиями.