- Говорю я вам: всё нынче такое гнилостное, да и сами люди уподобились троглодитам: живут в своих пещерах и видеть не могут, да и не желают, - никак не унимался Евгений, уже через минуту позабыв о словах Альвина, - почему, спрашиваю я вас, в каком-нибудь даже захудалом северном герцогстве бога ихнего куда как больше почитают и чтят его заветы, даже если в глаза этого бога не видели, и слыхать не слыхивали, нежели мы всеблагого Антартеса?
- Да потому, что выхода другого у них нет. Антартес их души к себе не примет, уйдут они в небытие, вот и приходится богов себе выдумывать, довольствуясь чем есть, - вступил в разговор один из наёмников, задумчиво поглаживая свою остроконечную бороду.
- Чушь! - рявкнул Евгений, нащупывая на земле своими короткими толстыми пальцами бурдюк с вином.
- Это всё потому, что Антартеса до панибратства низвели. Бог простит то, бог простит сё. И задницу вам тоже бог подотрёт, когда грехами своими обделаетесь, ведь всепрощающий и всемилостивый. А на суде небесном стоит только сказать: «Каюсь, грешен был и глуп», как сразу прощение обретешь. В священной книге сказано одно, да ведь найдутся демагоги, которые переиначат всё так, будто волен человек делать что угодно, и будет ему прощение в любом случае. Если видят, написано: «Антартес людей как детей своих возлюбил», так сразу думают, будто Антартес им наподобие отца - всё за них сделает, а им самим можно вечно детьми оставаться. У варваров бог высоко, его и не видно и не слышно, потому как обращать внимание на людишек для него - что человеку на муравьев. Он лишь диктует закон, и стоит тебе нарушить этот закон единожды - разбираться с тобой никто не будет, отправишься прямиком на муки вечные.
- Так и Антартес уже полвека не являлся людям, - напомнил я Евгению.
- Полвека - лишь мгновение для бога. Мы всё равно знаем о его присутствии и участии. Еще отец мой видел Антартеса, видел, как он к людям снизошел в облике огненном фениксу подобный. Раньше он лично корону на голову императорам возлагал, потому как правили они мудро и долго. А сейчас каждый день новая кукла на троне. Империи рушатся одна за другой, народ в грехах погряз и нищете. И пока не станут все снова к праведности стремиться, пока порядок не наведем, не видать нам его солнечного лика...
- Но для людей пять десятков лет это - целая жизнь, можно и забыть.
- Для того и нужна Инквизиция. Напоминать и карать, быть правосудием божьим и... что это?
Приор вдруг вскочил на ноги и, пошатываясь, начал нервно озираться. Наёмники снова тихонько захохотали, прикрываясь руками подобно девицам на светском приёме.
- Садись отче, это вино клокочет у тебя в ушах, - засмеялся и Альвин, бросая в Евгения поднятую с земли шишку.
Громко заржали испуганные лошади и тут же раздались крики дозорных, несущих службу почти в самой темноте леса. Весь лагерь встрепенулся в мгновение ока, и начал спешно вооружаться и строиться, готовясь к битве. Несколько раз хлопнули тетивы арбалетов, и всё смолкло. С моего места сложно было разглядеть, из-за чего возник переполох, но вот темноту разрезали десятки факелов, осветив пространство и за пределами костров.
Огромное тело лежало у дуба, одиноко росшего на самом краю тракта. Поверить в существование таких чудовищ человеку, живущему за пределами Ауреваля, пожалуй, было бы очень сложно, однако теперь любой желающий мог убедиться в его реальности. Огромный волк высотой в холке достигал пяти футов, а длиною от кончика хвоста до чёрного носа - все пятнадцать. И если бы не три арбалетных болта, торчащие из раскрытой, полной острых зубов пасти, спины и глаза чудовища, смотреть на эдакое чудо без дрожи в коленях было бы невозможно.
- Что это за тварь? - протрезвевшим голосом спросил у меня Альвин, опасливо переводя взгляд с темноты чащи на труп зверя.
- Волк.
- Такого размера? Они разве не стаями охотятся?
- Эти - нет, - рассматривая раскрытую пасть чудовища, ответил я, - вот эта тварь - дальний родственник и прародитель всех волков. Водится только здесь, в Ауревале на самых дальних его оконечностях, где еще остались мамонты, на которых они охотятся.
- Надеюсь, тебе лучше знать. Что-то не хочется мне встречаться с десятком еще живых «волчков».
- Трофей - мой, - заключил один из егерей, нёсших дежурство, и чей выстрел, судя по всему, и прикончил чудовище.
- Оперение - моё, смотри, - отозвался второй, не желая уступать добычу.
- Да у вас одинаковые оперенья, дурни, - вклинился Альвин, - прямо со склада заставы, лично комендантом выданные. Третий-то болт чей?