- Не знаю, кто мог быть во всём этом замешан, поскольку слишком много неизвестных в этом уравнении. Пожар начался будто бы сразу и везде, целый город затянуло дымом в считанные минуты, и никто не успел забить тревогу. Я бы сказал, что это кара божия, но слишком уж это глупо звучит. Быть может, кому-то удалось прознать о залежах, и действовала тут целая диверсионная группа, а может, мои расчёты оказались неверными, и для возгорания целого пласта достаточно одного очага.
- Но больше это похоже на диверсию: пожар случился именно тогда, когда весь город спал. Никто бы не стал копать землю по ночам.
- Верно-верно, - быстро закивал Игнатий, будто пытаясь оправдаться, - в некоторых местах порода выходила почти на поверхность, и достаточно было копнуть немного глубже, чем следовало.
- Кому еще были известны эти сведения?
- Моим ученикам, упокой Антартес их души, да и... всей гильдии Алхимиков. Это не такой уж и большой секрет, учитывая постоянную потребность производства в новых видах топлива. У нас были все необходимые сертификаты и патенты на исследования, были отличные шансы добыть экспериментальный материал, но спустя всего пару месяцев после нашего приезда, это и случилось.
- А как же ваши ученики? Как они погибли?
- Ах, бедные мальчишки, - снова вздохнул Игнатий, утирая навернувшиеся на глаза слёзы, - знаете, в молодости у людей есть определенная потребность в женском обществе и... я... э-э-э. В общем, я предполагаю, они погибли вместе с борделем, в котором остались на ночь. Вряд ли у них был шанс добежать до стен достаточно быстро.
Старик, казалось, с каждым словом нервничал всё больше, и я никак не мог взять в толк, чем же это вызвано. Возможно, его пугала возможность оказаться в лапах Августина, если пожар всё-таки прекратится, а может быть, он скрывал что-то, что могло пролить свет на случившееся. Так или иначе, слезы его казались мне совершенно искренними, и когда речь его зашла о пересказе событий той роковой ночи, Игнатий и вовсе не смог выжать из себя ни единого слова, казалось, заново переживая ужас и страх смерти в удушливых объятиях захватившего Каррас пожара.
- И что же теперь мне делать? Я должен пойти обратно и рассказать обо всём, что здесь случилось, пусть даже и оставив на ваше попечение своих людей.
- Позвольте мне только некоторое время понаблюдать, кир, как ваш организм отреагирует на дым. Я бы крайне не советовал идти прямо сейчас.
- Я уйду сейчас, - отрезал я, - сколько людей укрывается здесь?
- Сто пятьдесят три человека, большая часть - солдаты гарнизона, остальные - кто успел сбежаться сюда с ближайших улиц. Я специально оставил ворота и решетку открытыми, до последнего надеялся, что спасется кто-нибудь еще. Потом ждал, пока придет помощь. Как далеко нынче дым простерся над городом?
- Несколько сот футов от стен, немного больше, немного меньше.
- Очень и очень плохо,- сокрушенно покачал головой Игнатий, - если в ближайшее время не пройдут ливни, это облако будет только расти с каждым днем. Быстрее, чем я рассчитывал.
- Если дымное облако будет распространяться, каждый час промедления снижает мои шансы выбраться отсюда. По определенным причинам дым этот не так губителен для меня, и потому у меня есть все шансы выбраться и рассказать о случившемся.
Игнатий только молча кивнул и, посмотрев на меня полными невыносимой печали глазами, направился к двери. Ноги его зашаркали по полу, и казалось, будто весь он как-то сгорбился и скомкался, пораженный внезапной болезнью.
- Не знаю, что за особенности вашего организма позволяют дышать этой отравой так долго, но удерживать слугу императора здесь против его воли я не могу. Только подыграйте мне немного для пущего эффекта.
С этими словами он вышел наружу и кликнул своих людей, в ту же минуту пришедших на его зов.
- Этот человек - чист! - провозгласил Игнатий, обращаясь к фанатикам, - и более того, он известил нас о том, что жизнь на поверхности действительно уничтожена. Но дух его оказался достаточно силён для противостояния нечестивым испарениям, и потому он снова направится наружу, дабы искать других избранных и доводить до них вести о скором избавлении! Сам Антартес поведал ему в скитаниях, что ровно через семь лет сможем мы выйти на поверхность и вновь заселить мир. Я также видел это откровение и потому говорю вам, дети мои, возрадуйтесь, грядет спасение!
Люди восторженно загомонили и в слепом благоговении повалились на колени, принявшись биться головой об пол. Я старался не выказывать всего того ужаса и неприятия, что вызывали во мне их действия, за неполный месяц утратившие всякий здравый смысл. Неужели их горе оказалось настолько сильным, что они оказались способны поверить в любую чушь, скармливаемую им этим тщедушным старцем? Но, впрочем, не мне их судить, они сами избрали свой путь. В конце концов, Игнатий прав: лучше жить здесь, под землей, в сытости и тепле по законам их нового миропорядка, чем умереть, пытаясь выбраться из того ада, в который превратился город, корчась в судорогах и пытаясь втолкнуть в сжатые спазмом легкие еще немного этого яда.