И вот, спустя три недели я наконец смог выйти из дома, и теперь не ограничивался короткими прогулками по саду, созерцая рыбок в пруду под акациями. И хотя Августин уговаривал меня остаться в его доме, я всё-таки нашел себе жилье в другом районе города, недалеко от Литературного квартала, где обитали местные художники, артисты, писатели, философы, музыканты и прочие люди искусства. Я снял деньги со своего счета в имперском банке и арендовал целый особняк, нанял двух слуг и кухарку, и углубился в изучение древнего как сама эта земля города. Миссия наша на данный момент натолкнулась на непреодолимую стену бюрократической волокиты, и члены отряда рассыпались по Морхейму и его окрестностям в томительном ожидании. Августин же, затаив обиду, не стал рассказывать всего положения дел, но в Ауревале, судя по всему, велась какая-то внутренняя тайная война не то за раздел власти между приближенными военной группировки стратега, не то за веру, не то за управление золотыми потоками фемы. А может быть, за всё и сразу. Оставалось только ждать и готовиться. Уходя, я клятвенно поклялся Августину рассказать обо всем, что терзало меня, и чего я опасался, сказав только об опасности, грозившей Мелиссе, если она будет рядом со мной. Старый инквизитор только тяжко вздохнул и, зло сверкнув глазами на последок, захлопнул за мной дверь.
Здесь, на узкой улочке у моего особняка, где дома почти сходились крышами, закрывая солнечный свет, оказалось ужасно грязно, как никогда не бывает в имперских городах. Весь Морхейм, казалось, утопал в этой грязи, ведь помои и мусор здесь принято было вываливать прямо на улицы из окон домов. Весь изрытый смердящими канавами и расползшимися древними мостовыми, он производил впечатление ожившего мертвеца, вставшего из своей могилы непонятно для какой цели. На древних руинах столицы Ауреваля росли и снова рушились новые кварталы, перемешивались культурные эпохи и местами среди развалин какого-нибудь дворца времен Второй империи здесь можно увидеть утлые лачуги нищих, прижатые друг к другу так плотно, что нельзя уже различить, где начинается одно жилище и где кончается другое. Нищета и богатство жили здесь рука об руку: богатейшие владельцы рудников и золоторудных компаний, купцы, мастеровые, гильдейский и военный люд проживал подобно императорам в огромных золоченых дворцах с целым сонмом прислуги и рабов, выжимая из этой безжизненной земли все ее золотые соки и устанавливая монополию на их добычу, переработку и продажу. Все остальные, кому не посчастливилось прибиться к этой братии, установившей в Ауревале свои законы и владычество, оказались вынуждены влачить жалкое существование, немного лишь отличающееся от жизни рабов.
Стратег и его турмархи были высшим законом, военной силой фемы, обеспечивающей ее защиту и поддерживающей порядок. Они же получали большую часть дохода от золотодобычи. Второе место в этой иерархии занимали имперские торговые компании, а также динаты - крупные землевладельцы, способные влиянием и военной силой подтвердить права на свои земли. Дальше шла администрация муниципалитетов и владельцы мастерских, а также назначенные самим императором сборщики налогов и прочие «контролирующие» соблюдение имперских законов и поддержания власти императора чиновники. Все остальные, низшие сословия, были бедны и почти не имели никаких прав по сравнению с высшими. Здесь почему-то особенно чувствовалась эта разница, как ни в одном другом уголке империи, где свободного гражданина, пусть даже самого последнего подмастерья или крестьянина, не могли убить без суда и следствия по обвинению в «нарушении законов военного времени» или по любому другому подозрению. Стратиоты - рядовые солдаты фемы выглядели знатными людьми по сравнению с прочими фемами империи и владели обширными наделами с приписными крестьянами и рабами, вместо казарм, как положено в военное время, нередко проживая в загородных виллах, получая неплохие деньги от своей земли и из казны стратега.
Неудивительно, что к моменту нашего прибытия, разжиревшие и обнаглевшие от золота и власти военные, динаты и монополизировавшие торговлю гильдии принялись соперничать друг с другом за еще большую власть и богатство. Разбираться с ними нужно было легионам путем полного уничтожения, а не шести десяткам не самых влиятельных людей империи, только и способных пожаловаться императору на самоуправство и беззаконие, воцарившееся в землях Ауреваля.
Так устроился я в этом странном городе, чередовавшем величие с грязью и богатство с нищетой. Дом мой находился на возвышении, и потому грязь его не касалась так сильно, как все прочие кварталы, находящиеся в низине, и я мог дышать относительно чистым воздухом, недоступным тем, кто проживал внизу. По соседству располагались виллы каких-то знатных патрициев, а может, обычных купцов, так просто и не определить. За их высокими каменными оградами виднелись тонкие шпили и узкие витражные окна, нелепо сочетающие в себе черты дворцов и замков. Архитектура их так отличалась, что невозможно порой определить, из каких земель прибыл человек, здесь проживающий, и к тому же, большая часть этого напускного лоска виделась мне полнейшей безвкусицей, не идущей ни в какое сравнение с пленительно-прекрасным ансамблем Стафероса. Богатые люди, живущие на этом пятачке красоты, были заносчивые и жадные, бедные же, проживающие в трущобах вокруг, вопреки народным сказкам о бедном благородстве - злые и недальновидные, готовые перегрызть горло любому, кто решится пройтись по их владениям без охраны. Не раз и не два эта братия нарывалась на острие моего меча, надеясь с кирками и камнями одолеть одинокого путника, и неизменно в страхе убегая, как только один или двое разбойников падали замертво, или отползали, подвывая, смертельно раненые. Через некоторое время мне это страшно надоело, и я нанял двух громил, наёмников откуда-то из восточных провинций, судя по цокающему акценту и манере выбривать бороду до подбородка.