Альвин вскоре стал забавно растягивать слова и путаться в предложениях, безуспешно пытаясь рассказать мне о новом божестве что-то еще. Но спустя пару минут глаза его окончательно закрылись и он уже спал беспробудным сном пьяницы, тихо посвистывая через приоткрытый рот прямо на маленьком столике для фруктов. Я же, не став больше тревожить друга, велел телохранителям перенести его пьяное тело в гостевую спальню, а сам отправился на террасу, выходящую на небольшой сад. Там я просидел остаток ночи, любуюсь молчаливыми звездами, казавшимися здесь, на севере, невероятно яркими и близкими, пока под самое утро сон не сморил меня. И, как я ни желал спокойно забыться, видения вновь одолели меня.
***
- Знаешь, сегодня я решил поговорить с тобой не о прошлом, а о будущем, - спокойным голосом обратился ко мне Пугало. Ворон на его плече хрипло каркнул, будто подтверждая сказанное.
Вокруг меня расстилался хвойный лес, старый и темный, как и все леса в Ауревале. Пугало не сводил с меня взгляда своих серебристых глаз, но в этот раз в нем не чувствовалось безумия, обычно присущего этому странному существу.
- Иногда мне начинает казаться, будто тебя не существует на самом деле, - так же спокойно ответил я, - и всё это только страшный сон длиною в жизнь.
- Бытие зависит лишь от тебя самого. То, что существует и не существует, напрямую зависит от позиции наблюдателя.
- Кто ты такой? - как и много раз до этого спросил я, впрочем, и не надеясь получить ответ.
- Ответы будут даны в конце. И ты найдешь меня там, где кончается мироздание, и начинается царство разума.
- На другое я и не рассчитывал.
И вновь, как прежде, декорации вокруг начали стремительно меняться. Лес ожил и зашевелился, как будто несуществующий ветер привел в движение каждую веточку и каждую травинку, и в следующее мгновение я узрел Его. Вне всякого сомнения, это было лицо Бога, до того могущественны и прекрасны были его черты. Он сам, могучий и древний, будто высеченный из мрамора, невероятно прекрасный и неописуемый, сидел, подогнув ноги, на берегу какого-то озера, не обращая на меня ни малейшего внимания. Неужели возможно хотя бы вообразить такое и выдержать этот взгляд на себе, если он повернется? Я хотел кричать и плакать подобно ребенку, созерцая подобное чудо, и ноги уже не держали меня. Я упал на колени и, продолжая плакать, всё смотрел на него, наверное, целую вечность. Но вот лицо Бога повернулось в мою сторону, прекрасное лицо его исказила черта удивления, и в этот момент мне показалось, будто взгляд его пронзил меня насквозь и весь я предстал перед ним обнаженным и открытым подобно книге. Он в эту секунду казался мне совершеннейшим из всех созданий на свете, самой первоначальной идеей человека, невозможной, но существующей здесь и сейчас.
- Вот то, что было создано Багряным Пламенем, совершенство невоплощенное, - непонятно откуда донеслись до меня слова Пугала, заполнившие, казалось, всё пространство внутри моей головы, - а теперь взгляни на самого себя. Бледная тень былого, низменная человеческая душа, обуреваемая присущими каждому зверю желаниями. Когда две части сольются в одну, всё встанет на свои места. Но не раньше.
Я внезапно осознал: всё это время мне хотелось лишь одного: заполучить этого Бога. Меня мучила нестерпимая жажда, звериная жажда, утолить которую можно лишь плотью добычи. Хотелось схватить этот прекрасный лик и впиться в него пальцами, раздирая на куски, пить его кровь и поедать плоть, разбить и уничтожить, скомкать, втоптать в грязь и упиться им, совершая первобытный акт каннибализма. От этого чувства бросало в пот, и руки мои дрожали, готовые обхватить мраморную шею Бога и душить его, пока жизнь не покинет эту прекрасную оболочку. Но в этот момент всё тело моё пронзила страшная боль и, взглянув в лицо объекта моего вожделения, я увидел в нем гнев, исказивший до того момента прекрасные и светлые черты. Я весь пылал огнем и кричал от боли, но никак не мог вырваться, ничего не понимая и не осознавая, пребывая в тумане. Но когда я готов уже был умереть, спасительная темнота подхватила меня и потушила огонь. Я вновь провалился в ее бездну.
***
Я проснулся от собственного крика и вскочил на кровати, путаясь в одеялах и разбрасывая по полу подушки. Еще ни разу со мной такого не случалось, однако теперь я всё еще чувствовал на себе обжигающую ярость божественного огня, от которого так нестерпимо зудела кожа. Череда видений, преследующих меня в Ауревале, окончательно вымотала меня: почти каждую ночь теперь я видел картины прошлого, настоящего и будущего, а сегодняшнее видение стало апогеем всего увиденного.