Невероятное ароматствование впереди выбило её из дрёмствованных чар, заставило проглотить густую и вязкую слюну.
Наконец-то еда!
Впереди несколько странных многоножек сплелись вокруг издыхающего чудовища. Большое, похожее на гиену, с которой срезали всю шерсть, с могучими мышцами и громадной пастью, оно – побеждённое и умирающее – трепыхательствовалось, воспрепятствовало пожирательствованию себя.
Дуплет картечью разорвал одну многоножку, вторую же она попотчевала острой сталью. Так давно мачете был выбран ею за воспоможествовательствование в благом деле отрубательствования голов. Так давно она не расставалась с этим верным и надёжным другом. Сталь никогда не подводила, особенно если её закалить в крови ангелов или демонов.
Не подвела и теперь.
Отвратительная тварь дёрнулась, щёлкнула жвалами и умерла, ослабив кольца, сжимательствовавшие агонизирующего зверя.
Она не знала, откуда берутся создания вроде того, что умирало прямо сейчас перед ней, но они иногда забредали под всевидящий взор небесного глаза, бродительствовали по мёртвому лесу и гнилостному болоту и неизбежно становились пищей. Её ли, местных ли жителей, чья кровь и плоть несла отравление, а не насыщательствование, неважно.
Именно эти твари спасли её от голодной смерти, даровали возможность существовательствовать, лишённой почти всех сил, лишённой надежды, лишённой шанса вырваться на свободу.
Привратник могуч, его не победить в одиночку, былая мощь не возвращательствуется. Остаётся лишь подпитывать искру жизни, да надеяться на чудо.
Страшный вой заставил её оборвать терзательствования, повелел хватать добычу и бежать! С истинными хозяйками болот ей не сладить даже серебром. Не теперь!
Подхватив тушу и едва не упав под её тяжестью, она, развернувшись, бросилась обратна, к спасительной чащобе, такой пустой и мрачной, но такой восхитительно защитительствующей.
Вой повторился и ближе, но она не останавливалась, не смела оглядываться. Лишь прыгательствовала с кочки на кочку, подобно жабе, завидевшей в небе журавля.
Кромка леса приближалась, она успевала, она успела! Она…
Страшный удар сбил с ног, она рухнула на землю, утеряв добычу, перекувырнулась, покатилась по земле и остановилась лишь впечатавшись в дерево и на миг потеряв сознание…
***
Ты идёшь к ним. Таким испуганным, таким слабым, таким желанным.
Ты протягиваешь вперёд руки, показывая, что друг, а не враг. После – жестом указываешь на тело, пронзённое острым колом, выточенным из ствола молодой осины.
– Я не враг, - говоришь ты. – Я жажду смерти каждого из них. Я ненавижу породившую их.
Вперёд выходит он. Первый из друзей, идущих рука об руку по её длинной дороге. Высокий, широкоплечий, облачённый в сталь и кожу, носящий серебряный символ веры на груди. От него пахнет лошадиным потом и нелюдской кровью.
В одной руке он держит длинный кавалерийский палаш, в другой пистолет, остро пахнущий порохом. Кремниевый замок взведён.
Позади шепчутся сбившиеся в кучу селяне. Они напуганы и это плохо, ведь даже крыса бросается, метя в горло, стоит зажать её в угол. Люди – не крысы. Не все.
Ты поняла это давно, она же – нет. И это её погубит.
– Кто ты? – спрашивает он.
Ты улыбаешься и хмуришься, видя, как они отступают назад, а в глазах их рождается страх.
– Я – друг, - говоришь ты. – Я хочу помочь.
Он боится. Он привык бояться и ненавидеть таких, как они. И таких, как ты.
Но ты не осуждаешь его. Ты привыкла к этому. Ты ждала страх и непонимания. Но не нашла.
Значит что-то, да меняется.
Неуловимо, незаметно, неизбежно, неистребимо, неколебимо.
– Я рад, - говорит он и убирает оружие. – Любой, кто воюет со злом – друг мне.
Он улыбается тебе. Ты улыбаешься в ответ.
Породившая тебя ошиблась. Как и всегда.
***
Толстый ствол выбил из лёгких воздух, и она на миг потеряла сознание, но спустя удар сердца открыла глаза. После - откатилась в сторону, нащупав в кобуре пистолет, и выстрелила раньше, чем поняла, куда именно метит.
Попала – рёв, рвущий барабанные перепонки, говорил об успешности деятельствования.
Она тряхнула головой, прогоняя слабость и смогла оглядеться.
Почти успела, но почти не считается! Брошенная туша лежательствовала на самом берегу, в паре шагов от той, кто завывал в ночи.
На краю болота, вытянув многосуставчатые худые руки вперёд, застыла измождённая женщина в грязно-белом платье. Длинные чёрные волосы закрывали её лицо, оставляя рассмотретельствованию лишь полные алые губы, да измазанный запёкшейся кровью подбородок. Она скребла пальцами по мху, не решаясь ступить со своей земли, но не желая отпускательствовать жертву.