Господин Циммерман так увлекся, что налетел на все еще стоявшего у доски Миньку, и удивленно воззрился на него, выныривая из глубины веков.
– Садись на место… – отпустил он Миньку и продолжил – Если бы вы прошли немного на восток, вы наткнулись бы на большую каменоломню.
– Точно! – встрепенулся Дмитрий, вспомнив облако пыли над холмами, мы ее в бинокль видели.
– Если бы вы добрались до туда, непременно обнаружили бы еще одну крепость. Крестоносцы называли ее Мирабель. Хотя укрепления там строили задолго до крестоносцев, это место упоминает еще Иосиф Флавий. Крепость переходила из рук в руки, за господство над важным проходом крестоносцы дрались и с мусульманами и между собой, до тех пор, пока воины Бейбарса не поставили точку в этой истории, утвердив над донжоном зеленое знамя пророка. Война за Независимость так же не обошла ее стороной. Местность вокруг крепости занимали иракские войска, и пальмахникам пришлось потрудиться, выкуривая их.
– А расскажите про Петру! – вдруг попросил Дмитрий, – вы на прошлом уроке обещали!
– Петра… – произнес историк, словно пробуя это слово на вкус, – Петра была столицей Наббатейского царства. Потрясающий город, высеченный в красных скалах. Мне довелось побывать там незадолго до войны, в 38-ом. Петру невозможно описать словами, ее нужно увидеть. Целый город в пустыне, со своими зданиями, храмами, бассейнами, амфитеатром. Система каналов и акведуков накапливала воду, собирая ее в резервуары.
– Но, – историк развел руками, – поговорим о наббатеях в другой раз. А сейчас откройте учебники.
После уроков Дмитрий побрел в подсобку. Больше всего в будущем переезде его расстраивала мысль о расставании с завхозом. У него в подсобке всегда можно было отсидеться, поболтать на русском, спросить совета.
Из-за двери неслось негромкое пение. Завхоз часто подпевал сам себе за работой, причем всегда одну и ту же песню. О русской бригаде бравшей Галицийские поля.
Дмитрий постучал и распахнул дверь.
Дядя Саша чего-то мастерил на верстаке.
Завхоз допел куплет у оглянулся, – А-а-а… Димон-охламон… как жизнь?
– Спасибо, нормально, а у вас?
– А что у нас? Вы все стулья ломаете, непоседы, а я чиню.
– Мы переезжать собрались, – вздохнул Дмитрий.
Завхоз повернулся и уселся на верстак:
– Да ну? Мать решилась, наконец? И куда?
– Далеко, в кибуц Дан. Это где-то на самом севере.
– Ну, философски пожал плечами завхоз, – чего ж делать, главное чтоб матери получше стало.
– Ну да, – согласился Дмитрий, – но все равно, тоскливо как-то.
– Это ты, брат, брось. Перемены, они всегда к лучшему…, – старый танкист запнулся и добавил, – или почти всегда.
Апрель 56-го
Завтрашний хамсин заранее укутал луну в зыбкое многослойное кружево, сквозь которое свет почти не пробивался. Две тени плавно скользили во тьме, соблюдая необходимую дистанцию, дабы по возможности не подвернуться обоим под одну очередь.
Двир шел первым. Дмитрий следом. Рассеянного лунного сияния едва хватало, чтобы различать силуэт напарника.
Карту Дмитрий помнил во всех подробностях, каждую складочку, потертость. Слабым красным карандашом кто-то вычертил на ней маршрут Бар-Циона. Его имя было нацарапано тем же карандашом, арабскими буквами в начале линии, там, где она пересекала границу.
Свой собственный маршрут Дмитрий на карту не наносил, мало ли в чьи руки она попадется. Они с Двир ом вычертили его на отдельном листе кальки.
С картой Фридман носился, как с писаной торбой, прятал ее от жадных чужих глаз, разглядывал только наедине, переписал все арабские слова и названия, перевел их, по одному выспрашивая то тут, то там.
Бар-Цион шел через Вади Муса.
Вади – по-арабски – пересохшее русло реки, наполняющееся в период дождей. Такими вади изрезана вся пустыня и многие из них имеют имена. Идти по ним легче, чем карабкаться по верху, по хребтам. Да и не пройти во многих местах по-другому. Но и опасностей для путников тоже хватает. Вади всегда находится в низине, то есть в тактически невыгодном положении. В сезон дождей почва в руслах рек, лучше сохраняет следы.