Луан вздохнул. Отрешенно, грустно, почти по-человечески.
— Мира, ты моя дочь. Чтобы ни случилось, ты была и всегда будешь моим ребенком.
— Ну да, конечно, — скривилась я от боли. — А мама всегда будет твоей женой. Ты забыл это добавить для пущего эффекта.
— Считаешь меня чудовищем? — холодный вопрос, ответ на который все равно ничего не изменит.
— А ты сам себя считаешь чудовищем? Ты убил мою мать!
— Нет, не убил. Я мог бы её убить, но не сделал этого. Потому что я люблю твою маму. Люблю спустя столько лет и даже после всего, что она сделала. Думаешь, я не знаю, что она общается с тобой? И что пытается помочь племяннику в войне со мной? Я позволяю ей все это!
«Позволяю». Это слово заскакало в моей голове как запущенный тенистый мячик, отскакивающий от стенок черепа, и при каждом ударе вызывающий протяжный воющий гул.
«Позволяю».
— И как часто, — голос не предал меня, но чтобы удержаться на грани я потратила столько сил, что потемнело перед глазами, — ты ей позволял? Как часто моя мама, с которой я разговаривала, на самом деле была моей матерью?
— Только тогда, когда я давал ей возможность говорить, — высокомерно вскинул подбородок Луан, одним этим движением напомнив мне Сатуса и вновь заставив вспомнить, что они ближайшие родственники.
Семья.
— Значит, не часто, — с тоскливым смешком сделала я вывод.
— Нет.
— А в остальное время ты говорил за неё сам. Неужели твое влияние на неё настолько велико?
— Не меньше, чем влияние принца на тебя. Всю прелесть брака с племянником тебе только предстоит испытать. Я пытался донести до тебя нужные мысли устами матери, потому что не мог сказать прямо, но ты меня не услышала.
— Так, это ты оставил ту надпись на холодильнике?
— Да. Мира, — его грудь тяжело поднялась и опустилась, практически западая. — Ты не видишь всей ситуации… А то, что видишь — видишь не правильно. На твоей матери до сих пор мой брачный кулон. Когда все закончится, я верну её, и она вновь будет моей женой.
— Кулон? — моргнула я, прикасаясь к своему собственному. А потом до меня дошло и все остальное. — Вернешь?
— Твоя мать в заточении, но она не умерла. Или, по крайне мере, не умерла окончательно, — сдержанно пояснил Луан. — Когда я займу трон Аттеры, вы обе будете рядом со мной. Пусть ты не моя по крови, но ты моя по духу. Я — твой единственный отец и всегда им буду. И именно ты станешь моей наследницей.
— Чего?! — завопил Сократ так громко, что я аж подпрыгнула. Но едва его душевный порыв состоялся, как кот замер, словно бы только сейчас осознав, что сделал, захлопнул рот и поглубже зарылся в мои распущенные волосы.
— Сократ, твое присутствие начинает утомлять, — лицо отца, которое стало еще красивее, когда с него стерли несуществующие отметины прожитой жизни, подсветила улыбка, в высшей степени благопристойная. Улыбка аристократа, привыкшего к тяжести короны на своей голове.
Я ощутила, как маленькой тельце у меня под ладонями окаменело, когти впились в кожу, а длинные усы мелко-мелко задрожали, щекоча шею.
— Не смей его трогать, — смело заявила я, закрывая кота руками, пытаясь полностью заслонить собой. — Он — мой хранитель. И идет со мной в комплекте.
— У тебя чуть ли не в каждом мире по хранителю! — рявкнул на меня Эйсон, наблюдавший за нашим диалогом со стороны. — Не слишком ли много?
— Она не виновата, — небрежно перебив названного сына, сказал Луан, распахивая края накидки. Я успела заметить, как в черных наслоениях одежды мелькнула рукоять меча. — Духи сами её находят и хранителями становятся по собственной воле, верно, Сократ? Ладно, пусть твой кот живет. Пока. Но с мальчишкой я таким великодушным не буду.
— С мальчишкой? — запнувшись переспросила я.
А потом поняла.
Кажется, его присутствие я почувствовала раньше, чем увидела глазами. Не знаю, сработала ли это магия брачного кулона или что-то другое, но я в один миг поняла, что вот он, рядом.
Игривый ветер окутал меня, взъерошив волосы, донося аромат. Его аромат, прозвучавший как безмолвная невысказанная поэзия, как отпечаток впечатления, проникшего глубоко в сознание.
А потом из-за стены серого тумана, быстро поползшего еще дальше вверх плотной магической стеной, вышагнули двое.
Сильный, суровый, массивный Кан в рубашке, которую кто-то будто покромсал ножами, оставив обрывки болтаться. И более гибкий стройный принц, который даже не потрудился накинуть что-то поверх обнаженного торса, сохраняющий на лице выражение веселой непринужденности.
Я невольно залюбовалась им, настолько, что почти утратила связь с реальностью. Но звук вынимаемого меча из ножен заставил встряхнуть головой.
— Мышка, — останавливаясь и жестом останавливая Кана, протянул Сатус, глядя на меня без нежности и радости, но зато с обещанием отомстить за все. Его глаза говорили: «ты знала о последствиях, но все равно пошла против меня». И меня накрыло ощущением вины и предательства. И все же… он не отрекся от меня. Протянув вперед руку, он позвал: — Иди ко мне.
В его голосе вибрировала энергия господства. Энергия, способная отстаивать и защищать то, над чем властвует.
И я подчинилась, сделав первый шаг к нему, и сразу же готовая сорваться на бег, но меня настиг окрик отца.
— Мира, стой!
Глава 41
Дернув к себе, отец обнял меня, как обнимал раньше, когда я была совсем маленькой, и заговорил, целуя в макушку.
— Мира, он тебя не любит, он никого не любит, — я хотела сказать, что чья бы корова мычала, но не смогла разжать зубы, которые стиснула так крепко, что услышала, как стирается эмаль. — Все, что ты знаешь, все, во что ты веришь — ложь. Как настоящий демон он знает, что силен только тогда, когда больше не будет никого, кто сможет его победить. В тебе то, что ему не хватает, но, девочка моя, это не любовь. Что угодно, но только не любовь.
Я сморгнула горячие слезы, прокатившиеся вниз и упавшие на складки отцовской одежды, а после подняла больные глаза ему навстречу и спросила:
— Разве не тоже самое ты сделал с мамой?
Отец запнулся и замолчал.
— Да, — выдержав паузу, подтвердил он с холодной суровостью. — И поэтому я знаю, о чем говорю. И не хочу, чтобы тоже самое случилось с моей дочерью!
Шмыгнула носом, отерев лицо ладонью и прогундосила, чувствуя, как Сатус неотрывно сверлит взглядом мой затылок:
— Дочь? Именно так ты обо мне думал, когда пытался задушить? Когда швырялся в меня заклятиями в ночь гибели Милены! Ты убил ту, в которой текла твоя собственная кровь! Ты хоть знаешь это?
Отец замер.
— Теперь знаю. Но правда открылась мне слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить. Милена мешала мне, особенно после того, как она затеяла самостоятельно меня выследить по остаточным следам магии. Поэтому проще всего было убить её и с помощью Эйсона назначить хозяйкой заставы своего человека. Я не знал, что Милена мать Мерулы. Милена отказалась от дочери, отдав в чужие руки. Считала, что будет плохой матерью для ребенка, которого никогда не хотела. Меруле же было все известно, она ненавидела родившую её женщину и мечтала отомстить. Рула — умная девочка, и была очень полезной для меня. Наша встреча стала большой удачей.
Злой, сосредоточенный, далекий. Я смотрела на оцта и понимала, что не могу выбрать. Не могу выбрать из двух его личностей какую-то одну, как не могу заставить себя поверить в то, что хотя бы одному из ни не наплевать на меня.
— Но я не намеревался причинять непоправимый вред тебе. Тогда, в переулке, я просто устранял помеху, которой ты была. Но я не знал, что это ты. Я даже помыслить не мог, что моя дочь оказалась в заставе, куда я пытался прорваться. Когда же мы встретились второй раз… я желал быть достаточно пугающим, чтобы вынудить тебя отступить, вернуться домой, туда, где до тебя не смогли бы дотянуться мои враги. Я готов воевать с братом и его сыном, но не с тобой. Ты должна быть на моей стороне, Мира!